ВАТОЧКА

– Ну, хоть что-то у тебя есть? – не переставала скулить Райка, согревая ухом телефонную трубку. Она сжимала ее двумя руками и тряслась от пронизывающего весеннего ветра. Не обращая никакого внимания на прохожих, то и дело косившихся в её сторону, она громко умоляла кого-то по ту сторону провода и была готова разрыдаться в истерике, – Да пойми же ты, Вовчик, че-тве-ро суток в райотделе! Я сейчас сдохну…

“Боже” смилостивился:
– Ладно, достала… Подъедь, но только не ломись. Цинкани из-под дома, я тебе в окно скину. Осталась тут у меня одна ватка. На прошлой неделе с Жориком мутили, так он запорол свою вмазку и всю её с кровью на ваточку слил. А у Жорика дозняк – сама знаешь, так что ватка смачная. Он её для себя оставлял, да пропал куда-то…
– Ой, Вовочка, миленький, спасибо тебе, котик! Ты даже не представляешь, как ты меня выручишь! Всё, я еду! – Райка задыхалась от благодарности, сердечко колотилось под горлом – ещё бы, такое счастье: через час она вмажется.
– Слышь, ты это… – зевнул “котик” в трубку, – Зацепи сигарет по дороге, и заскочи в аптеку, дёмика возьми. Хрен с тобой, я сам в парадняк выйду. Только учти: не будет дёмика – не будет ваточки.
– Всё, всё возьму! Жди!

Ещё пару секунд Райка пыталась повесить трубку, не получалось – спешка, сумерки и собачий холод рассыпали мысли, разум нуждался в дозе. Только у метро она вдруг вспомнила, что нет ни копейки, а ехать на ночь глядя, без денег на другой конец города.
“Переться на Теремки, на край географии и, главное, что теперь Вовчику скажу? Он же надеется. Нет, по любому, в аптеку надо – понтов с той ваточки, да ещё и без димедрола. Вот, блин…”

Уже в подземке Райка снова подбежала к автомату.
– Алло, Нинка? Да, я опять. Да, надыбала. У этого шибздика, Вовчика. Протёрла ему, что в конторе не сутки, а четверо парилась. Да сама знаю, что у него стрёмно, а что, есть другие варианты? Кругом голяки, а он обещал неплохую ватку подогнать. Но, козёл, просил дёмик купить по дороге, а я на нулях, в конторе обобрали всю. Выручай а, подруга? Не можешь? Я еле стою… Что? Готовая будет? Почём? О-го… Слушай, а если я успею денег намутить, позже можно будет взять? Ой, кисуля, попроси, пусть хотя бы парочку оставят. Разумеется, полкубца с меня. Я тебя умоляю! Нет, я сначала поеду ваточкой снимусь, а по дороге попробую намутить гривен 40, ну, как получится. Всё, я бегу!”Нинкина мобила всю карточку сожрёт…”

Через полчаса Райка подходила к аптеке. “Заведение” работало круглосуточно “для своих”, и охранник Семён “рубил свои кровные” на “своих”, вроде Райки, готовых и лекарства купить втридорога, и спасибо ему сказать.

“Ну, знает же он меня, этот сторожевой черт. Неужели, не даст в долг пару таблеток?”
– Шо, Райка, приспичило? – поздоровался “черт”.
– Семёнчик, ты меня знаешь, я в долгу не останусь. Ну, нет у меня, нет сейчас этих вшивых двух гривен! Я тебе завтра пять завезу, только дай мне пару таблеточек демика, а, Сёмочка. Я тебя как брата прошу! Ну, пожалуйста, умоляю…
– Эге, размечталась, принцесса! Где ж это так давали! Гуляй, Раиска, гуляй и не морочь мне голову. Вон, автовокзал, шуруй, зарабатывай, как ты можешь. Шляются, мать вашу…
И захлопнул дверь у Райки под носом.

Кто сказал, что Райка “зарабатывала этим”? Зарабатывала? Она? Нет, “этим” она занималась, чтобы прокормить другую Райку, незаметно поселившуюся внутри неё – одержимую, продажную, больную – Райку проститутку.
“Опять на кумаре работать. Бли-ин, я же провонялась вся за ночь в этой е…учей конторе. Сил никаких, знобит, холодрыга! Какие, в жопу, клиенты!?” – возмущалась одна Райка, а вторая уже, молча, намётанным взглядом шарила по прохожим…

Вокзал. Двое уставших от рейса подпитых водил в тёмном салоне “Икаруса”…
“Минет на двоих, побыстрячку, и полтинник в кармане!”
Тупые подколки залётных жлобов. В общем, всё как обычно.
“Повезло мне сегодня! Ну, где он там, этот мерин аптечный ?..”
– Шустрая ты девка, Райка, – ни то с завистью, ни то с похвалой проворчал сторож, принимая в узкую дверную щель мятую купюру, – На вот тебе твой лист димедрола. Может, ещё что? Теперь, небось, гроши есть – раз-два, полчаса – и при деньгах! Мне бы так…
– Так чего ты тут паришься, Сёмочка? Вон, вокзал рядом, народа валом, очко у тебя заметное – пошёл бы, да нащипал им капусточки! – отвязалась Райка и поспешила к попутной маршрутке.

Вот и он – серый, обшарпанный, опоясанный окружной трассой спальный район мегаполиса. В мерцающих окнах панельной спальни-высотки Райка искала заветный этаж.
“Всегда, как срочно надо позвонить, карточка кончается! Ну, где же он, демон? Ведь понял, что я звоню…”
Она приклеила взгляд к нужным окнам, запрокинув голову вверх, и застыла, подобно собаке в ожидании “фаса”.
“Стою, как сука тут на холоде…Он!”
В окне погас свет – “маяк”, пора подниматься. В парадном в нос ударило знакомой вонью: “Варит!”

Шесть пролётов ступенек, железная дверь, три дежурных вопроса:
– Ты одна? Там всё тихо? Внизу никого?
– Вовчик, милый, открывай, я уже немогу!
“Милый” вышел. По хозяйски сплюнул между перил и протянул руку:
– Демич давай. У меня ужалиться не получится. На, вот тебе ватку, пасочку и два баяна с водой. Чеши в соседний подъезд, там сама продавишь. А то здесь…

Он не договорил. Внизу хлопнули двери, раздался топот.
– Атас, кто-то подымается! Всё, чеши отсюда! – прошипел Вовчик и исчез за железной дверью, а Райка засеменила по ступенькам вниз, сжимая в кулачках спрятанное в карманах добро – шприцы, пузырёк и желанную ваточку.
– Ба-а, какие люди! Рая-Раечка-Раиса!..
– Петрович?! – Райка отказывалась верить своим глазам: навстречу поднимались два опера и зам начальника…
– Об-нон, об-нон! – озвучил её мысли Петрович,- Ну, что, мадам, видать тебе у нас понравилось – и суток не прошло, а мы снова вместе! Ручонки-то вынь из карманов. Как там Вовчик поживает? О-па! Да у тебя, коза, тут целый набор! Баян, второй… А нафига козе баян?
– Петрович, умоляю, тут только шприцы и паршивая ваточка. Вот, – Райка разжала кулачок и протянула ментам влажную, грязнобурого цвета ватку, – Неужели вы и из-за этой шняги будете кровь пить?
– Иж, ты – “кровь пить”, смотри, расчувствовалась! Это, как ты себя поведёшь – не маленькая, должна понимать, что сегодня “шняга”, а завтра – второй эпизод, часть вторая.
“Всё. Раскумарилась. Приехали…”
– Поехали, радость, поехали.

Уже в отделении Райкины нервы не выдержали: она громко послала и понятых на три буквы, и ментов-мусоров помянула, обозвав их почему-то “козлами конченными”. А весь мир вокруг в который раз был назван ею “сплошным бл…дством”. И только в камере, обречёно свернувшись калачиком на холодном полу, она в отчаянии разрыдалась. На этот раз сутками не обойдётся.

“Пять. Не меньше. Опять невезуха…”
Сквозь туман в голове, сквозь обиду и ненависть прорвалось смирение. Райка слышала, как в “обезьяннике” визжал от возмущения Вовчик, рассыпаясь угрозами в адрес Райки и Нинки…
“Ну, этот-то здесь не задержится. И вообще, как он тут оказался? А Нинка-то причем?”

…Первой, кого продал в своей жизни Вовчик, была его мать. Всё получилось так незаметно, что он даже не помнил об этом – однажды он “просто поклялся” мамой и “просто забыл”, не ответил. С тех пор у Вовы по жизни всё было гладко и безответно с его стороны, а жизнь, что он вёл, со своей стороны – была непридирчива к таким мелочам как какая-то совесть.
– Да пойми ты, Петрович, это не я мутил, а Нинка! Сам подумай, если б я, что задумал – я бы двери вам хрен открыл. Зря вы Нинку отпустили – это она солому припёрла, и сто пудов знает, кто продаёт. Отпустили б меня поскорее, и к утру я вам весь расклад дам, – лепетал на “допросе” Вовочка, скача от волнения с “ты” на “вы”.
– Ты ж, Петрович, мент честный, и я тебе всё по-честному, как есть: у кого берёт, сука, когда и кому толкает…
– Ладно, заткнись. Лучше скажи, когда должок занесёшь? – оборвал его “честный мент Петрович”, – А с Нинкой я сам разберусь.
– Всё занесу, Петрович, мамой клянусь. Вот, как выйду, так сразу и занесу. Только это… Пока я вам открывал, эта ж кабыла, Нинка, всё спулила в унитаз, весь выход. А мне сняться бы…
– Подойдёшь завтра, выделю. Щас нема ничого.
– Петрович, родной, я же сдохну до завтра,- заныл Вовочка, – дайте хоть вторячков, нифилей каких или ваточек, умоляю вас, господи, ну, Александр Петрович…
– Не ной! Зае…л, – подустал “господи” Александр Петрович и достал из сейфа кулёк с соломой и гранёным стаканом.- Вот тебе, псина, ещё два стакана. Итого, десять. Понял?
“Псина” понял. Если бы у него был хвост, он бы им завилял. И откинул бы уши назад.
– А вы эту, Чумакову Райку, с чем-то приняли? – спросил Вовчик, пряча свой взгляд вместе с ментовским подгоном в карман полушубка. Перед ним на стол упала ватка, небрежно брошенная Петровичем, – А можно я и её с собой ?..
– Да забирай ты и вали уже. Достал..,- процедил напоследок честный мент из отдела борьбы борец Петрович.

Вовчик прилетел домой и продавил ваточку. “А чего её варить? Нормальная и так должна быть, не зря ведь Жорик её оставлял. Перебьюсь до утра, и впарю какой-нибудь дуре-козе, вроде Райки!”
… Вот и утро. И снова звонит телефон. Разумеется, маяком.
– Нинка, ты? Привет. Конечно, уже дома! Слушай, давай через часика два перезвони, но только обязательно. Кстати, помнишь ту ватку, которую я вчера Райке втулил? Мне её менты вчера чудом вернули и я снова сейчас её одной дурочке напарю – на ровном месте литр воды вымучу. Так что не занимай телефон, я звонка жду. А ватка, между прочим, никакая. Я так, слегонца её продавил, чтобы подсняться…Что? И ты тоже её давила?! Когда поняла, что я её Райке отдаю? Ха! Теперь ясно, почему голяк. Ха! Вот уж кому не повезло, так не повезло – это ей дуре, Райке! Прикинь, “Чума” попала под раздачу! Что значит “заткнись”? Какая ещё новость – мне некогда! На чьи похороны? Жорика?! Как это… от СПИДа? А как же я… мы..? Мы ж с тобой его ваткой…

Вовчик положил трубку. Его нутро отказывалось принимать всю коварную сущность последних событий. Снова звонок телефона. Переполненный возмущением и обидой он выхватил трубку.
– Алло, Вовочка? Это я, – на другом конце провода заскулил голос “козы вроде Райки”, – С растворителем пока не выходит. Мне так плохо, может, я сначала подъеду снимусь этой ваточкой и …
– Приезжай, бери, делай. Мало будет – можешь позже прийти, ещё подгоню. Даром! – прокричал он в трубку и завыл в голос, как воют большие псы, когда им становится невыносимо тоскливо и одиноко. Иногда, так кричат и люди – от бессилия изменить что-то…

Паша Аваза