Геннадий Рощупкин в своем интервью анализирует ситуацию, в которой находятся НПО Восточной Европы и Южного Кавказа, говорит об адвокации как методе формирования устойчивости ВИЧ-сервисов и о необходимости поддерживать молодых лидеров.
– Уровень развития и зрелости белорусских организаций, работающих в сфере ВИЧ/СПИД- профилактики схож или отличается от уровня своих коллег из ближайших стран?
– Белорусские неправительственные организации мало чем отличаются от своих коллег из других стран Восточной Европы и Южного Кавказа. Потому что мы вышли из одного и того же места, у нас у всех в недалеком прошлом Советский Союз, мы все пока еще живем в более-менее одинаковой культурной среде. В плане провалов или побед мы очень похожи друг на друга.
Как и в других странах, в Беларуси Глобальный фонд для борьбы со СПИДом, туберкулезом и малярией (далее – Глобальный фонд) предоставил очень важную помощь: его финансирование позволило серьезно улучшить устойчивость системы здравоохранения, серьезно повысить доступность медицинской и социальной поддержки, которая необходима уязвимым группам в контексте ВИЧ.
Но проблема в том, что культура реализации грантов Глобального фонда очень похожа на те механизмы управления, которые уже были в государстве раньше. Если эти механизмы были не достаточно эффективны в рамках госбюджета, то зачем их дублировать почти один в один в грантах Глобального фонда: строить жесткую иерархию соподчиненности, где решения принимаются наверху, а внизу есть только исполнители? Изначально предполагалось, что, финансируемые Глобальным фондом проекты, позволят отработать новые механизмы координации и управления в рамках вопросов общественного здравоохранения, но, к моему сожалению, попытка опробовать эти новые подходы быстро кончалась и все откатывалась назад к простым схемам: я – начальник, ты – дурак, я – плачу и, значит, музыку заказываю тоже я. И каждый из нас знает, что это работает недостаточно эффективно!
Второй момент – это определение приоритетов. Вокруг чего организации и люди по-настоящему объединяются? Что такое гражданское общество? Это общество ГРАЖДАН. А гражданин – это взрослый человек, отвечающий за свои действия, и за ту страну, в которой живет и гражданином которой является. Гражданское общество состоит из маленьких групп по интересам, и согласовать интересы между группами – это труд. Либо мы трудимся, чтобы договориться друг с другом и консолидировать свои позиции в отношении приоритетов всего общества, и дальше совместно эти вещи делаем, или – мы расслабляемся и просто делаем то, что нам говорят доноры. При этом те, кто что-то нам говорит, они ведь тоже могут ошибаться. В итоге нет работы с тем, как видят и формулируют свои приоритеты группы, заинтересованных в решении тех или иных вопросов, и, как следствие, между группами нет сотрудничества в решении проблем.
Этот эксперимент с Глобальным фондом помог решить сиюминутные проблемы, но не дал никакого стратегического задела. Но и с другой стороны, неправительственные организации, активисты гражданского общества особо-то и не старались, просто шли за донором и его пожеланиями. С моей точки зрения, это – безответственно.
И вот сейчас мы все, не только беларусы, оказались в сложной ситуации, когда нет хорошей платформы для сотрудничества в решении общих проблем, потому что нет устойчивых договоренностей, нет согласованной стратегии развития.
– Наиболее актуальные моменты для гражданского общества Беларуси, работающего в области профилактики ВИЧ-инфекции, в плане развития?
– Я искренне люблю и уважаю людей, которые работают в Беларуси в области предоставления прямого сервиса, потому что они делают это честно и хорошо. В Беларуси накоплен большой и очень хороший опыт и в НПО, и в госструктурах. Вопрос – как теперь его сохранить? Как на его основе начать строить следующие «этажи»? Об этом нужно договариваться, договариваться всем, и в первую очередь договариваться правительству и гражданскому обществу. Адвокационные усилия гражданских, то есть неправительственных, организаций должны быть направлены именно на сохранение накопленного положительного опыта, закрепление его в законах, приказах, положениях, стандартах, а потом – отражение всего этого в строках бюджета страны, областей и городов.
– Почему так случилось, что организациям тяжело перейти к адвокации в формировании устойчивости своих сервисов?
– 15-20 лет назад, когда, и врачи, и активисты из уязвимых групп столкнулись с новым вызовом, – распространением ВИЧ-инфекции, они подумали, поспрашивали тех, у кого уже был опыт работы, потом встали, пошли и научились.
Научились лечить, привлекать людей к получению услуг, они научились ДЕЛАТЬ. Был такой посыл: мы видим угрозу, мы будем делать все, чтобы ее снизить или вообще убрать. Сейчас все видят угрозу: весь наш опыт может пойти коту под хвост, потому что уходят международные доноры, а в правительстве нет навыка и желания сотрудничества с организациями, предоставляющими сервисы в области ВИЧ/СПИД-профилактики. Даже если у правительства появятся деньги не факт, что они достанутся неправительственным организациям. Эта угроза видна, но никто не встает и не идет ДЕЛАТЬ. Устали? Или нет тех молодых людей, которые как мы когда-то, приходят, загораются и идут делать. Хочется поменять это. Хочется, чтобы на нашем месте были другие люди. Говоря о ситуации в целом (не только в Беларуси), мы сами, те, кто имеет опыт и заслуги, стали источником проблемой для общества, потому что не заботимся о приходе новых молодых людей в работу. Этим сейчас почти никто не занимается. Если адвокацией с правительством хоть кто-то как-то занимается, то эту задачу не решает, наверное, никто: поиск и поддержка новых лидеров из числа уязвимых сообществ – этому крайне мало уделяют внимание!
– Все говорят о том, что формально у гражданского общества есть взаимоотношения с правительством и другими государственными организациями, но они почти не ведут к изменениям, способным создать устойчивость процессу лечения и профилактики ВИЧ.
Можно ли что-то предпринять, чтобы это изменить, чтобы появился продукт сотрудничества в виде статьи в бюджете на АРВ-терапию, на финансирование деятельности НПО и т.д.?
– У меня нет такой «адвокационной таблетки», которую бы перед минздравом положили, и – раз!.. все поменялось. Сомневаюсь, что она у кого-то есть. Даже если вы получите очередной многомиллионный грант от Глобального фонда, то, как показывает опыт, это не много что изменит в долгосрочной перспективе.
Я уверен, что любая адвокация, это три вещи. Первое – это настойчивость: если не получилось сейчас и два-три раза до этого, то это не значит что надо прекращать стараться. Настойчивость и приверженность к этому делу очень важны. Если вы действительно верите в то, что делаете, то вы продолжаете продвигать это, ища новые формы, новые форматы, снова и снова.
Вторая вещь – это объективность. Надо отдавать себе отчет, что мы не единственные в этом обществе, в этой стране, и не только у нас есть потребности и интересы. Есть другие люди, другие группы и с одной стороны не надо их игнорировать, потому что тогда будут игнорировать нас, а с другой стороны – не нужно сдавать свои интересы в пользу других, нужно объединиться, найдя что-то общее. Например, есть с ВИЧ-инфекцией люди и люди с гепатитами – и там и тут важен вопрос лечения, а, по сути, речь идет о том, что должна быть система доступа к лекарствам. Надо усиливать друг друга, как числом, так и интеллектуально.
Третья важная составляющая – это субъективность. Эмоции. Если мы делаем все очень формально, это никого не трогает. Там, где нет эмоций, нет никакого движения. Потому что человек – существо эмоциональное. Если мы куда-то идем и хотим что-то продвинуть, то в наших интересах показать не только сухую цифру, но и эмоцию, которая за этой цифрой стоит: не только количество смертей, но и реальных, конкретных людей, которые умирают. Это надо для того, чтобы люди могли получить шанс сопереживать. Все изменения, которые происходят в обществе, происходят на основе сопереживания.
Разговаривала Ольга Сацук,
.gif)
