Записки моремана

Пот холодил мою сутулую спину. Весь съёжившись, поддёргиваемый дрожью, я сидел на старой кушетке, застеленной засаленным покрывалом. Монотонное покачивание, казалось бы, должно было помочь мне, но становилось только хуже. Сознание, казалось, находилось в другом измерении – неясном, подрагивающем и липком. Суставы ног и рук выкручивало ноющей болью. Слёзы струились с моих опухших глаз, нос низвергал сопли, а желудок выворачивало наизнанку. Нетвёрдой рукой я взял замызганную чашку со стола и попытался попить.

Икона

Сразу накатила рвотная волна. С трудом удержав первые позывы пустого желудка, я понёсся в туалет. Слизь и желудочный сок,выходили из меня судорожно и тяжело. Грязный унитаз, приняв мои объятия, холодил руки. Телефонный звонок прозвучал иерихонской трубой для моих ушей. Утерев губы рукой, я, пошатываясь, побрёл обратно в комнату, где настойчиво названивал мобильный. Старенькая, видавшая виды, «Нокия» отсвечивала зеленоватым экраном – «ЦЫБА». Кнопка приёма звонка включилась только с третьего раза, моя рука тряслась жутким тремором.
– Алле – прогундосил я.
– Ваха, привет! – голос Цыбы звучал из глубокого колодца.
– Привет!
– Есть тема! – Цыба вкрадчиво прошептал в трубу.
– Я пустой.
– Помнишь, ты икону свою показывал. Ну, ту, что от предков твоих осталась.
– И чё?
– Я добазарился с барыгой. Он даёт «целый» за неё!
– ….
– Ваха!
– Тут я.
– Не тупи, до завтра ни у кого ничего не будет. Я тоже в кумаре, братишка. Давай замутимся сейчас, пока этот крендель банчит на районе.

Я задумался. Последняя вещь, которую я не проторчал. Память о моих родителях, передаваемая из поколения в поколения староверов. Икона и вера, забытые и отвергнутые перед лицом нового и всесильного Бога

– Героина!
– Еду. – казалось кто-то за меня произнёс это слово.

Десять минут в полу пустой маршрутке, где люди тоже сторонились меня. Кому будет приятно стоять с опустившимся, пованивающим, нервным торчком? Икона, завёрнутая в женский платок, грела меня, в предвкушении скорой вмазки.
Цыба сидел на корточках и курил возле заброшенного дома, отведённого под снос. Быстро поприветствовав друга, я всунул ему в руки икону. Глянув на меня, Цыба проникся, как мне хреново и бодро пошагал к барыге. Я же направился ждать кореша в заброшенный дом, на третьем этаже которого, было место для вмазки. Там хранились в нычке неоднократно использованные шприцы, закопченные ложки и прочие наркоманские причандалы. Полчаса я мерил комнату шагами, хрустя битым стеклом и пиная использованные шприцы, валяющиеся повсюду. Опять накатила волна кумара, со страшной силой, давя моё больное сознание. На-конец, я услышал шаги Цыбы. Улыбка блуждала на его бледном лице, глаза горели адским пламенем.

Торопливо мы разложились на пыльном подоконнике. Ссыпав примерно полграмма героина из сигаретной фольги в ложку, Цыба добавил воду, взятую с кем-то оставленной баклажки. Щелчок зажигалки и, готовящийся раствор, начал распространять уксусный запах, такой сладкий и желанный для нас. Всё на свете отошло на третий план, казалось вся моя вселенная крутилась вокруг шприца, наполняемого Цыбой для меня.И вот шприц в моих руках, я иду к старой табуретке и размещаюсь на ней. Рукав закатан, оголяя мои исхудалые руки в шрамах, тёмных отметинах от многочисленных уколов и абсцессов. Пояс пережимает левую руку и я начинаю мучиться, пытаясь отыскать, дающую контроль, вену. Проделав несколько дырок, ругаясь трёхэтажным матом, чувствуя новые позывы желудка опорожниться, я всё-таки нахожу не забитую вену. Контроль густой, тёмной крови и поршень шприца начинает гнать героин в меня. Секунда, две, три и вот он приход! Вместе с обволакивающей теплом волной и ярким возбуждением, я слышу посторонний шум. Мои ноги начинают подкашиваться от прихода, но взгляд направлен на открывающуюся с громким скрипом дверь. Трое полицейских, как в замедленной съёмке, приближаются к нам с Цыбой. Мои затуманенные глаза фиксируют резко приближающийся предмет – дубинку. Я успеваю открыть рот, но мой крик обрывает сокрушающий удар, крошащий мои гнилые зубы. Вкус крови – последнее что я помню… Кто-то тормошит меня. Я всё еще чувствую вкус крови во рту. Открываю с опаской глаза и вижу Вадика, возле меня. Выпрямляюсь на кожанном кресле в своём богато обставленном офисе. Огромная плазма на стене беззвучно показывает канал «Энимал плэнет», в углу блестит хромированный бар с множеством элитных алкогольных напитков. Передо мной полупустая зелёная бутылка минералки «Перье». Внимательно осматриваю свои загорелые и чистые руки, украшенные перстнем с бриллиантом,часами «Тиссо» и чёрным кусочком пластыря на предплечье. Наконец перевожу взгляд на Вадика, уже успокоившегося и вальяжно от    кинувшегося на кожаный диван.

– Ну как? – голос Вадика привёл меня в себя окончательно.
– Пи..ец! – проскрипел я.
– Я же тебе говорил, что охеренный стаф!

– ….
– Чего замолчал? Прикинь какую капусту можно срубить на этом стафе! Это ж новинка, только с лаборатории! Богачам и мажорам, такое понравиться! Испытать новое – чьи то эмоции, окунуться в другую жизнь, устав от своей – это же круто! Полное вживание, нтуральные ощущения…Вадик продолжал возбуждённо что-то рассказывать, помахивая при этом пакетом с новым стафом – разноцветными пластырями. Но я уже отвлёкся от него и с изумлением уставился на белоснежную панельную стену за диваном. Меня буравил взглядом осуждающий лик со старой и потемневшей иконы, невесть откуда взявшейся в моём офисе.

(Кандла, Индия)

Желание

Ветер через приоткрытое окно передней двери старенького, повидавшего на своем веку еще счастливые советские времена, «Жигулей» трепал короткие волосы водителя. На вид ему было не больше 35 лет, среднего телосложения, среднего роста, одетого в джинсовый костюм, как казалось тоже среднего качества и цены – среднестатистический мужчина, один из многих, кого видишь каждый день вокруг себя. Одной рукой он управлял машиной, во второй была зажата сигарета. «Жигули» петляли по крымской дороге, поднимая летнюю, тяжелую пыль с асфальта и кидая ее на край обочины. Ранее утро выдалось жарким, как и вся последняя неделя позднего августа. В правом ухе у мужчины располагалась беспроводная гарнитура от телефона, судя по мимике и жестам он активно, что то обсуждал. К концу разговора его лицо потемнело, выражая крайнюю степень злости и гнева. Если бы мы прислушались к разговору пораньше, то узнали бы что собеседником Андрея, так зовут мужчину, была его бывшая жена Лариса. Причиной неприятного для обо-их разговора был их общий ребенок, девочка Аннушка. Семи лет отроду, кудрявый ангелочек с зелеными глазами, обожавший своих родителей, но из за их раз- вода очень страдавший в душе. Андрей ехал к дочери забрать ее на выходные, как было заранее оговорено с бывшей супругой. Аннушка была единственной отдушиной мужчины, по причине которой стоило жить. В последнее время жизнь тяжким грузом навалилась на Андрея – развод, раздел имущества, потеря доходной работы, одиночество. Он пробовал заглушить внутреннюю пустоту алкоголем, но ничего из этой по- пытки не вышло – осознав что будет только хуже, он взял себя в руки и пытался вернуться к нормальной жизни. А тут Лариса, наверняка намеренно, в виде мести, увезла дочку к морю, лишив Андрея такого долгожданного общения! Внутренне бурля, как паровой котел, мужчина выбросил в окошко, обжегшую пальцы сигарету, крепко двумя руками стиснул, выцветший от времени, руль. Мысли принимали разнообразные формы, от некоторых могло стать не по себе, если бы мы могли читать их. Выехав на крутой спуск, Андрей заметил, что то пестрое у края дороги, недалеко от следующего поворота.

Присматриваясь и подъезжая ближе, к заинтересовавшей его вещи, он увидел низкое, чахлое деревце, покрытое редкими листьями, стоявшее над глубоким оврагом. Пестрым оно было от повязанных на ветках разнообразных ленточек. Порывы крымского ветерка придавали обособленную жизнь этому деревцу – взгляд заворожено перебирал разноцветные полоски материи, шевелящиеся как живые щупальца, воображение добавляло что то таинственное и не- объяснимое. Остановив машину возле этого «чуда», Андрей, повинуясь какому то внутреннему порыву, вышел, догадавшись что это дерево желаний. Задумчиво вглядываясь в деревце, достал платок с заднего кармана и повязал на ближайшей ветке. Мысленно крикнул, обращаясь с самой главной просьбой его жизни к Богу – «дать возможность начать новую жизнь!» Так же молча повернулся, сел в машину, развернулся на пустынной дороге, и поехал в обратную сторону. Солнце, поднявшись над горизонтом, начало сильнее припекать. Отъехав от странного дерева на приличное расстояние, Андрей погрузился в свои невеселые мысли. Пот заструился по лицу, ему хотелось закурить. Потянувшись к бардачку машины, где лежали пачка сигарет и зажигалка, Андрей отвлекся от дороги. Дальнейшее происходило как в замедленном кино. Казалось, что очередной поворот не таит в себе ничего опасного. Резко появившийся грузовик, незамеченный Андреем, пытался уйти от лобового столкновения с «Жигули», которые неожиданно оказались на встречной полосе. Повинуясь интуиции, Андрей оторвал взгляд от бардачка и перевел его на дорогу. Инстинктивно пытаясь вырулить от надвигающейся опасности и затормозить, он с ужасом осознал, что ему не хватит ни времени, ни места для спасительного маневра. Через секунду страшный удар содрогнул старенькие «Жигули», вминая капот с двигателем в салон со стальным скрежетом. От мощного толчка обезображенная легковая машина, как будто из катапульты, вылетела на край дороги и, сделав переворот, рухнула в глубокий овраг, оставляя за собой след из разбитого стекла, оторванных металлических частей, бензина и масла, брызгающих как кровь из раненного животного, бьющегося в агонии.

Последней мыслью Андрея, прежде чем он пережил секунду сильнейшей боли, была про новую жизнь.
Дальше все стихло и он начал погружаться во что то необъяснимо странное, спокойное, яркое, дававшее
такие желанные покой и надежду… Примерно в двадцати километрах от места страшной аварии, компания из трех молодых людей стояла у того самого дерева желаний. Проезжая мимо на новенькой «Тойоте» и остановившись, следуя такому же внутреннему порыву, компания вышла кто на перекур, кто справить естественные надобности.

За мгновение до, вышеописанной, аварии один из пацанов, неожиданно для себя, сорвал, чей то повязанный на ветку платок, решив таким образом пошутить. Когда же на глазах у него платок стал мокреть от крови (явно не его крови), пацан вскрикнул и отбросил, за секунду потяжелевший, платок прямо в глубокий овраг. И потом с выражением ужаса на лице смотрел как красный, набухший кусок ткани падал вниз; падал так, как не должен падать платок – быстро, переворачиваясь и подпрыгивая, оставляя кровавый шлейф на склоне этого проклятого оврага…

Dredgerist (2012, Одесса)