Людочка

Людочка – девочка красивая. Всегда была красивая. Когда ее посадили со мной за одну парту в третьем классе, я чуть не помер от радости. Я уже тогда был влюблен в нее. Как и все мальчишки – как можно было не влюбиться – высокая брюнетка, коса-косища толщиной в руку…тень от ресниц падает на щечку… высокие скулы, носик точеный… и длинные, смуглые ножки с исцарапанными коленками. Людка была двоечница и хулиганка, потому ее и посадили ко мне – отличнику. Тогда и началась наша дружба.

Признаюсь честно – хоть я и рос в абсолютно благополучной семье врачей, с любящими родителями и заботливой бабушкой, в доме, который был, как полная чаша, детство у меня было очень несчастливое. Я учился в школе, директором которой была моя бабуля. От меня требовали, требовали и требовали. Я должен был учиться лучше всех, вести себя образцово и примерно и вообще соответствовать. Поэтому уже лет в десять я был солиден и серьезен не по возрасту. Ответственность и пунктуальность в меня буквально впоили с молоком матери! Я в детстве очень завидовал двоечникам и думал «Ах, какая же у людей жизнь прекрасная!» А Люда… Люда внесла в мою жизнь вихрь приключений, романтики и свободы. Особенно свободы, которой мне не хватало, как воздуха.
Люда вместе с мамой жила в бараке, по сути – в настоящих трущобах. Мне ужасно нравилось ходить к ним в гости – народ из барака жил совершенно другой, необычной, захватывающе интересной жизнью. В каждой семье кто-то обязательно сидел в тюрьме и подробности преступления и наказания обсуждались на огромной общей кухне. У Люды была только мама – рано постаревшая и погрузневшая женщина, которая работала уборщицей, дворничихой и сторожихой одновременно, а усталость и болезни смывала водкой. Они жили в крохотной сырой комнатушке, куда из мебели влезли только ободранный диван, славянский шкаф да колченогий стол. У дивана не хватало ножки, поэтому ее функции выполняли два кирпича. Я, барчук и белоручка, с восхищением смотрел, как Люда в свои десять лет, варит борщ, сноровисто моет пол, топит грубку. Дома я сообщил, что исполняю пионерское общественное поручение, взял над Людой Антиповой шефство и подтягиваю ее по всем предметам. Поэтому после школы мы шли к Людке, быстро ели жареную картошку со сковородки (дома мы ели на белой скатерти и с тарелок, поэтому картошка на черной обгоревшей сковороде, поставленной на железную подставку, на столе, покрытом облупившейся клеенкой, с огурцами, сорванными на грядке летом или выловленными в бочке в сенях зимой, казалась мне такой экзотикой!), потом я быстро делал уроки, а Людка у меня списывала и начиналась интереснейшая жизнь. Природа наградила Людочку чудесными мозгами, она легко ловила на лету мои объяснения, и в самом деле, стала очень хорошо учиться…пока я был рядом, как стимул. Книги Люда глотала, как французский аристократ устрицы.

Именно Людочка открыла мне страшную тайну – рассказала, откуда берутся дети. Я сначала не поверил, потом, уже дома, раскрыл большую медицинскую энциклопедию и убедился в Людкиной правоте. Много раз я приглашал Люду ко мне, но она постоянно стеснялась своих туфель с ободранными носами, своей формы с рукавами, надставленными друг, и других нелепых вещей, которые меня нисколько не смущали, а скорее наоборот – вызывали какие-то умиляющие чувства…
Мы были из разных миров, но это не мешало нашей дружбе, которая продолжалась до класса седьмого. А потом барак снесли, народ расселили, Людкиной маме дали комнату на окраине нашего городка и мы как-то потерялись. В школу она больше не пошла, ее отправили в ПТУ, а я начал готовиться к поступлению в мединститут, занимался с репетиторами, времени было очень мало… А однажды о Люде поползли скверные слухи. Мы несколько раз с ней встречались, но, к сожалению, у Людочки появились другие друзья и совсем другие интересы…

Снова я увидел её через много лет и очень расстроился.
Как у многий опийных наркоманов, у Людочки не хватало зубов и ее верхняя губка немножко западала, зато нижняя, пухленькая, задорно торчала вверх и это придавало ей немножко высокомерный вид. И не было уже этих красивых ножек. Отечные щиколотки, шрамы, следы абсцессов… Люда пришла ко мне в кабинет, как к своему врачу. Я тогда только закончил мединститут, а она пришла лечиться «от наркотиков».
Люда призналась, что легла на лечение, чтобы снять 14 статью (Прим. статья о принудительном лечении) С её слов я понял, что она попалась с наркотой и теперь для того, чтобы ее не посадили, ей нужно было отлежать 45 суток в отделении нашей «психбольницы». Тогда, в 90-е, психиатрия и наркология были одной отраслью медицины.
Стоит ли говорить, что Людочка для меня осталась той же Людочкой, которая сидела со мной за одной партой, которую я когда-то поцеловал во время игры в кись-брысь-мяу – такой же жизнерадостной хитрюгой, веселой, черноглазой девочкой и… И теперь я счастливый бежал на работу и когда слышал во время пятиминутки фамилию Антипова, мое сердце невольно замирало. Я приносил ей сигареты, отдавал всю еду, которую мама с бабушкой заботливо заворачивали мне на обед, а Людкина мать, говорили, спилась окончательно и умерла, и к Людке никто не приходил. Хотя, это не совсем так. К ней приходили её друзья и подружки. Приятели высвистывали ее под окнами палаты и, как оказалось позже, передавали ей наркоту. Однажды я пришел на работу и услышал, как санитарка спрашивает у сменщицы: «Так Антипову развязывать, или как?»

Я кинулся в наблюдательную палату и увидел привязанную Люду. Оказалось, что ночью под окна снова приходили ее знакомые, она попыталась поднять на веревочке в окно третьего этажа пузырек с наркотиком и шприц, но ее поймала дежурная медсестра, а санитар вызвал охранника. Люда подралась с ними и в наказание ее привязали. Я подошел к кровати – Люда молча лежала и в ее черных глазищах вскипали слезы отчаянья. Я развязал ее, хотя медсестра наговорила мне кучу любезностей, и сказал: «Людаша, ну что ж ты творишь? Завотделением – зверь-баба, она расценит твое поведение, как нарушение режима, выпишет тебя и что тогда? Тебя ж посадят!» Людка села на кровати, потирая красные следы от фиксаторов: «Я на кумарах осталась, Петров. Вот что меня сейчас волнует… Посадят? Но это будет потом!» В этом была вся Людка – она жила сегодняшней минутой, здесь и сейчас! Тогда ее не выгнали, это стоило мне кучу нервов, пришлось упрашивать заведующую… Но все усилия оказались напрасными. Людку все-таки посадили, потому что 14 статью она так и не сняла – за два дня до окончания 45 суток она удрала из больницы – колоться!

Конечно, я разыскал ее – да и как я мог не найти её, молодой, влюбленный толстяк, убежденный в том, что добро всегда побеждает зло, что любовь творит чудеса, что Люся увидит, как я люблю ее, она оценит мои чувства и произойдет чудо, я испробую все средства и непременно вылечу ее от пагубного пристрастия… Но чуда не произошло. Я говорил моей любимой о том, как она вылечится, потом я буду с ней заниматься, помогу поступить в медучилище, потом… Но Люда не слушала меня. Глаза ее были какими-то отсутствующими, казалось, что ее занимает какая-то мысль. Она курила, выпуская дым через ноздри: «Петров а ты гинекологию учил? По-женски разбираешься?» «Ну да, учил, конечно. А что?» Люда посмотрела мне в глаза: «Петров, у меня менструации уже с прошлого года нет… и я чувствую что-то в животе шевелится, я боюсь, что я залетела». Я опешил: «А отец-то кто, Люд?» Людка отмахнулась: «Да ну его! Один там. Закрыли его. Он меня и сдал мусорам. Петров, забудь о нем . Нет такого человека в природе.» Ну что, я повел Люду к моей одногруппнице Натке Семененко. Так и оказалось – беременность на довольно большом сроке – 22 недели. Люда долго молчала, потом попросила: «Слышь, куда мне ребенок, Петров, договорись с твоей этой, Натальей, пусть мне аборт сделает, а?..

Или эти, как их, искусственные роды… Какой ребенок, ты представь меня с ребенком!?» Конечно, мы с Наткой объяснили ей, что аборт делать поздно, а для искусственных родов нужны серьезные показания. Наташа ей описала, каким образом производятся искусственные роды – что ребеночек рождается живой, его суют в полиэтиленовый пакет и он там плачет тихонечко, пока не умрет, короче говоря, нагнала жути…Мне кажется, что именно тогда Люда осознала, что внутри ее – маленький человечек и это положило начало тому, какой сумасшедшей мамой стала моя подруга впоследствии.
Это происходило в 90-е годы, в глухой провинции, в маленьком городке. Люде назначили адвоката, полного олуха…И беременную женщину посадили в тюрьму, потому что следователь изменил ей меру пресечения – дерзкая наркоманка раздражала климактерическую бабу – а вдруг уйдет в бега!.. И рожать моей Людочке пришлось в следственном изоляторе. В результате – Люда, двое суток плавая в собственной крови, в нечеловеческих условиях родила мальчика. В родах ребенок получил травму – перелом бедра. Я пытался освободить Люду, писал в разные инстанции, прося, требуя и обходя кабинеты, но безуспешно. Наташа Семененко дала мне хороший совет. Дедушка кое-что оставил мне в наследство и его золотые десятки с профилем Николая II осели в карманах некоторых личностей в погонах…

Когда Люда вышла за ворота зоны с Петенькой на руках, я встретил ее с цветами и коляской. Мы положили малыша в коляску и весело покатили ее – как я тогда был счастлив, друзья мои! Мне казалось тогда, что все возможно, что моя королева, моя звезда, моя Людочка увидит, как много я сделал для нее и полюбит меня – толстого, некрасивого – но зато такого умного, доброго, любящего и такого перспективного – молодого специалиста, ха-ха. Но когда я заговорил с Людой о том, что у меня было на сердце – что мы поженимся, что ребенка на меня запишем, что…Она засмеялась и перечеркнула все мои надежды одним махом – «Петров, – сказала она ласково, но твердо: – «Петров, кто ты и кто я. Да твоя мамочка от разрыва сердца помрет, если ты меня приведешь. У тебя в семье все профессора, да и ты сам… А я, кто я? Я даже школу не закончила, мать была алкоголичка, батю в тюрьме убили…И тут ты такой – врач! Весь в белом! Ха! А я кто? Наркоманка с ребёнком и к тому же судимая. Я не пара тебе, Петров. Тебе вон, на Наталье, которая, ну, по женским… как это? Ну да – гинеколог. Вот это – девка в самый раз! Она умная и ты ей нравишься.»

Ох, как мне худо было… Но я стиснул зубы и решил не сдаваться. Я подумал, что капля дробит камень не силою, но частотой падения. Терпение и труд все перетрут. Я буду рядом, несмотря ни на что, главное, чтобы Людочка принимала от меня помощь. Детские вещи, импортное детское питание, игрушки, фрукты. А памперсов тогда ещё просто не было… Сколько же я перегладил тех марлевых подгузников. Но как радовался я, видя беззубую Петрушину улыбку, а когда его крошечная ручка обхватывала мой указательный палец – вообще млел от восторга. Люда? Люда была прекрасна. О наркотиках она тогда даже не вспоминала. Петенька, только Петенька волновал и интересовал ее, как он покушал, как покакал, не горячий ли у него лобик, а можно ли ему то, а это?..
Петя был маленьким, слабеньким, постоянно болел и без меня Люде пришлось бы трудно. Я брал дополнительные дежурства, подрабатывал, где только мог, чтобы моя маленькая семья ни в чем не нуждалась. Конечно, самым тяжелым для меня было неприятие Люды моими родителями. Сколько мне пришлось выслушать, Бог мой… А потом у Петеньки и Люси обнаружили… ВИЧ. Это был тарарам на весь город. Тогда очень боялись СПИДа, всюду висели устрашающие плакаты «СПИД – чума ХХ века!» Для такой сумасшедшей мамаши, как Люда, это было тяжелейшим ударом. Я тоже был потрясен, но что мое горе рядом с ужасом Людочки? Откуда взялась эта напасть!? – мы терялись в д огадках… Но что гадать надо было воевать дальше– думать, как спасти моих Людочку и Петеньку, который был мне дорог, как собственный ребенок…Я бил, что называется, во все колокола, выяснял, кто из моих соучеников, родственников, знакомых живет за границей или часто ездит в загранкомандировки – чтобы достать курс АРТ-терапии, стал возить Люду в областной СПИДцентр. К счастью, клеток у моих дорогих было много, никаких синдромальных явлений. Больше неприятностей доставляло то, что от Люды шарахались, как от прокаженной. Даже меня вызвали к главному врачу и мне было велено сдать анализы на ВИЧ, «а то люди говорят разное… я понимаю, что вы только школьные друзья… а мама ваша в курсе, что вы.., ээээ, дружите с этой особой». Много было грязи и дерьма было много…

Тяжело вспоминать. Помните американский фильм про то, как ребенок умирает от СПИДа? Это про нас. Мы прошли через все это.. Петя уже хорошо ходил, правда припадал на поврежденную ножку, очень чисто и хорошо говорил, знал английские детские стишки…Он был рыжий, как медная кастрюлька и волосики у него завивались мелким бесом…Наш мальчик очень любил книжки – особенно про то, что кошка себе вообразила – там были нарисованы все кошачьи и мальчик знал, где лев, где рысь, а где пантера… Я пришел однажды к Людке радостный – мой приятель поехал в Штаты и привез лекарства для Пети – но Люда встретила меня хмурая. «Смотри,– сказала она и показала мне множество синяков на нежном детском тельце, – смотри, он совсем немножко ушибется – он же бегает, как все дети, падает– а синячище ужасный!» Оказалось – одно из онкологических заболеваний, которые бывают при неблагоприятном течении ВИЧ-инфекции…

Петя умер под Новый год, он очень ждал елочку и деда Мороза. Даже когда он уже ничего не видел, в терминальном состоянии, мой неродной, но такой любимый сыночек просил, чтобы я читал ему про льва, про рысь и про тигра… Люда обезумела. Она выла, как волчица, не давала унести маленького покойника и даже укусила меня… На могилке я посадил елочку и на каждый Новый год Люда ее наряжала – для Пети.

Сейчас, сквозь призму прожитых лет и врачебного опыта я понимаю, что мои мечты о семье с Людой, о том, как я вылечил у нее опиоидную зависимость и мы вместе идем по жизни… все это было невозможной утопией. И сейчас я очень благодарен Люсе за то, что после Петиной смерти она решительно ушла из моей жизни и не дала мне испортить мою жизнь бесплодной и бесконечной борьбой с ее болезнью/

Я женился на Наташе – моей однокурснице и этот брак оказался очень удачным. Я не нашел романтики и влюбленности, но нашел прекрасного друга, единомышленника и прекрасного человека. А Люда… Люда ещё несколько раз сидела, кололась, бросала (конечно же, с моей помощью) и начинала снова. Как-то она призналась мне: «Петров,я умерла тогда, когда умер мой ребенок… А это всё… так – тень, суета и томление духа.»

Шли годы. Я успешно работал, сначала стал завотделением, потом главным врачем наркодиспансера – все-таки я выбрал наркологию, так глубоко засела эта заноза и желание научиться лечить наркотическую зависимость. Ещё долго проезжая мимо кладбища, я приглядывался – если елка украшена – значит Люда на свободе, а живет, наверное, у цыган, приторговывая наркотиками.

И вот однажды я снова проезжал мимо кладбища. Стоял декабрь, снега навалило по пояс и я увидел высокую женщину, которая лопатой прокапывала себе путь к маленькой могилке на самом краю погоста. Я остановил машину и окликнул ее. Это была Людочка, направлявшаяся украшать Петенькину елочку. «А, Петров! Ты все такой же толстый, сказала Люда, ну что – как там твои, как Наташа?» «Наташа? Наташа роддомом заведует…А наш старший уже в лицее учится.» «Вот видишь, Петров, как хорошо всё вышло.» Я вздохнул: «Хорошо? Наверное, да, хорошо. Только… Все как-то уж очень … Ну, а ты-то, дорогая, сама как, Люд? Слышал, нелегко тебе… А то смотри, я у себя в диспансере программу открыл новую. Метадоновую. Может, пойдешь? Я тебя хоть завтра положу на подбор дозы, ты только приди…. Поверь, это очень хорошее дело.» Людка скривилась, как середа на пятницу. «Верю, Петров, но спасать надо тех, кто хочет, чтоб его спасли. А я к Петеньке хочу, только он мне и снится…» «Ну, а хотя бы терапию ты пьешь-то?» В ответ Люся лишь мотнула головой.

Я прошел через калитку и пробрался к Петиной могилке, отряхнул снег с елки, которая уже прилично выросла и тут произошел вот тот самый странный случай… Когда мы с Людой сидели и поминали Петю, Люда сказала: «Ты знаешь, я так часто прошу Бога, чтобы Петя ко мне вернулся, хотя бы как угодно…Вот ты мне раньше рассказывал, что души переселяются из одного в другое, ну сначала ты живешь камнем, потом собачкой, потом обезьянкой, а потом человеком… К нам на зону верующие приезжали, говорили, что это неправда. Я им ещё призналась, что хотела удавиться, а они говорят, что нельзя так – я тогда, мол, к Петьке не попаду, и мы с ним будем в разных мирах…»
Я слушал все это и думал, Бог мой, ну и каша у Людки в голове, винегрет из народного творчества. И тут, откуда-то из-за надгробия, из-под еловых ветвей вылез пушистый рыжий комочек! Котенок! Открывая свой розовый ротик, он запищал и пополз к Людке. Та схватила его на руки и увидела, что котёнок хромой – его левая задняя лапка почему-то была короче правой, как потом оказалось, была сломана в двух местах. Люда так дико на меня посмотрела, что я понял – она близка к сумасшествию! «Петро-ов, смотри-и-и…- он же ры-ыженький и… ножка! И кладбище… Ответь мне, Петров– откуда здесь зимой кот на кладбище?! – она схватила котенка и завопила: «Петя, Петенька, ты вернулся, вернулся, мой золотой…» Честно говоря, я сам пребывал в состоянии полной растерянности, но понял, что если я сейчас не вмешаюсь, Людке обеспечен психоз! Я схватил ее за плечи, развернул к себе и твердо сказал: «Люся! Люсенька, посмотри на меня! Люда, успокойся! Ё-маё, да Люда же! Тихо, ты же его удушишь!» Короче говоря, я втолковал Людке, что никому нельзя говорить об этом удивительном происшествии, а кота надо забрать, любить и вообще создать условия. Людочка, вся дрожа, торопливо расстегнула пуховик, посадила зверька за пазуху и я повел ее к машине. В салоне я включил печку, и согревшись, мы рассмотрели неожиданную находку. Котенок был очень крупный, темно-рыжий, с кисточками на ушах. Он согрелся, ожил и пошел по груди Люды, потянулся к ее лицу и вдруг потерся мордочкой об ее нос и подбородок. Это было так трогательно, что даже у меня навернулись слезы. Я посмотрел на Люсю и понял, что говорить ничего не надо. Все слова будут лишними. «Петров, деловито сказала оживающая Людка, – ты сделаешь то, что я попрошу?» Я кивнул. «Тогда вези. К ветеринару. Лапку лечить. И… – Люся замялась, – бабушкина квартира пустует? Пусти пожить. Обещаю – никаких наркоманов! Вообще никого водить не буду. Не могу я его к цыганям нести. Его ж там дети замучают…»

Через пару дней Людочка пришла ко мне на прием. «Всё, Петров, сдаюсь. Ставь на программу. Только я с котом, ничего?» Я захохотал так, что сбежались медсестры и санитарки, все, кто был на этаже. Милая моя, седая, несчастная моя любовь тоже смеялась, а из-за пазухи у нее выглядывала смешная усатая мордаха.
Люда встала на программу. В СПИД-центр она не пошла – побежала! Теперь у нее было живое чудо, которое надо было беречь и холить. Сейчас она даже работает социальным работником которого нередко можно встретить в сопровождении огромного рыжего кота, по всем признакам – «мэйн-куна». Кот красавец, здоровенный, как хорошая рысь, не дает спуску собакам и мне всерьез рассказывали, что Людка с ним разговаривает. Спрашивает его о чем-то, а тот ей отвечает. Человеческим языком, естественно. Лапку ему, конечно же, давно вылечили.

P.S. Я много бы отдал, чтоб узнать, кто выбросил выбракованного заводчиком котенка из машины в канаву на краю кладбища… Но зачнем портить сказку? Людочка ожила и счастлива.. А вы говорите, мистика!

Елена КУРЛАТ

(Сохранен авторский стиль и пунктуация)