Play of: или матрица по украински

Это раньше я всё скрывала о своей жизни. Приходилось жить двойной, а то и тройной жизнью. Это страшно напрягало – постоянный самоконтроль выматывает. По-другому было нельзя. Юные года, затем институт и довольно успешный старт в жизни, я уверенными шагами шла по пути карьерного роста, что соответствовало порядочной девушке времен советской эпохи. Всё было бы так, если бы не другая моя жизнь, бережно ото всех хранимая – жизнь с наркозависимостью.

Тогда и определений таких не было. И до серьёзной абстиненции дело не доходило. Всего было достаточно много, только надо было шевелиться и включать мозги, чтоб вторая жизнь была комфортной и никто не догадался. А сейчас мне уже по фиг, бояться не имеет смысла. Нет уже среди живых, тех людей, ради которых я надевала маску.
Если кто-то ожидает сейчас от меня лагерных баек, то лучше сразу переключите внимание на другое чтиво. Почему-то, когда узнают о моих судимостях, молодых людей мужского пола интересует только одна тема – интимная близость в однополой среде женской колонии. О лагерях я расскажу немного, но совершенно в другом ракурсе.
На мою долю выпадала слишком часто тревожная карта – казённый дом. И, поверьте, эту карту перебить было невозможно. Взглянув на всё это в прошедшем времени, стоит подытожить, я никогда не думала, что доживу до пенсии. Дожить-то дожила. Но стоит уточнить, что дожила я до пенсионного возраста, но не до пенсии. Мне её просто не дали. Даже самой малюсенькой социальной помощи не получила. Поверьте, я не ожидала, что, когда пробьёт час, мне принесут эту пенсию на блюдечке. Я обошла все инстанции, как положено. Положено? Оказалось, что государством «наложено», на наше человеческое «положено».

Редко мы доживаем до пенсионного возраста, с подобным образом жизни это практически невозможно. Но так уж получилось, что я дожила. Хотя, вся жизнь прошла на грани фола. То ли родители дали здоровья немеряно, то ли спортивная закалка в своё время, но вот дожила, удалось, несмотря ни на что. Только это не радует. Часто приходилось завидовать мёртвым. Это я говорю совершенно без пафоса. Врагу не пожелаю пройти через то, что мне приходилось в жизни.
Затрудняюсь назвать точное, общее количество всех судимостей, если учитывать условные сроки и те, где суд счёл меня невиновной, либо приговорил к минимуму – штрафу. Эти судимости, роли не играют в моём повествовании. Оставим конкретные сроки, с отбыванием наказания в местах лишения свободы. Таких у меня 7. В общей сложности отсидела-отбегала-отъездила в местах не столь отдалённых 17 лет. Сидела при совке с 1985 года. Закрыли за 4 дня до защиты диплома в ВУЗе. Вот это была трагедия. Тогда пришлось снять маску, вернее с меня её сорвали. В те времена о позоре сообщали везде, по месту учёбы, работы и т.д. На карьерном росте поставлена была точка, хотя больше это походило на жирную кляксу. После первой судимости остальные долго ждать не пришлось. Они щедро посыпались на мою голову, словно из рога изобилия. С небольшими перерывами я сидела вплоть до 2010 года. Сидела я постоянно по одной и той же статье – за незаконное хранение, приобретение, перевозку, изготовление наркотических веществ без цели сбыта. Другими словами – за употребление. Это ст.309, часть 2 УК Украины. При совке это была ст.229*6, часть 2. Мне и подкидывали наркотики, и заводили фиктивные уголовные дела, по так называемым оперативным разработкам. Всё это можно назвать одним словом, это было время РЕПРЕССИЙ.
Каждый раз, после задержаний, чтоб я не успела предпринять какие-либо меры, мне приносили очередное, одно за другим, постановления о продлении задержания, пока состряпанное уголовное дело, шитое белыми нитками, подпишет прокурор и наложит арест. Так было и при совке и при независимости Украины. Ничего не менялось.

А теперь представьте, испытывая жуткую абстиненцию от опиатов (героин и домашняя ширка-ангидридка), я каждый раз находилась около двух недель в камере райотдела милиции 3х2 метра. Совершенно без медицинской помощи. Бетонный пол, стены шубой, железная скамейка 20-25 см шириной. Вместо окна железная пластина 30х20 см с просверленными крохотными дырками, сквозь которые можно было отличить день от ночи. Абсолютно никаких условий, в туалет выводили 2 раза в сутки, вода там же (под конвоем). Питания никакого. Делили передачи на всех, если кому-то из задержанных повезло и для него принесли передачу.
Рано или поздно, по-разному бывало, вывозили в психиатрическую больницу для проведения экспертизы в том, нуждаешься ли ты в лечении от наркотиков и подсуден ли ты, то есть – дружишь ли ты с головой. В те времена оставляли там на 2-3 недели, для наблюдения в тюремном отделении больницы. В истории болезни писалось «С возвратом». Это означает, что те же, кто доставил в больницу, должны и забрать. Были ещё варианты, к примеру, могли отвезти в венерическую больницу закрытого типа (трипдача в народе). Там тоже минимум две недели на анализы и лечение несуществующих болезней. Хотя, в основном там тот ещё спецотлов. Но на всю трипдачу, а это 100 –150 человек, с уголовными делами было всего 5 – 6 человек.

Негласная дружба медиков с ментами калечила души и тела попавших под жернова закона людей, осмелившихся отделиться от толпы или идти не в одну ногу со всем советским обществом. Что же представляет из себя пребывание под наблюдением в больнице тех времён? Начнём с психушки. Или психиатрической больницы имени Павлова в г. Киеве. Хотя, в те времена, она мало чем отличалась от подобных ей в других городах. Имеется опыт (Житомир на Гуйве, Днепр и пр.).
В начале доставки в больницу – комиссия, распределяющая по отделениям и палатам. Сидят за длинным столом в рядочек столпы советской психиатрии, в руках которых сосредоточена невероятной силы власть. Для одного пациента получить диагноз об имеющем место психическом заболевании – это спасение от срока или даже возможность избежать высшей меры. А для другого – это переломанная судьба с возможностью доведения до состояния растения. Все рычаги правления и воздействия держали в своих руках и активно использовали эти, сидящие в рядочек, на вид безопасные, седеющие люди, облачённые в белые халаты.
Старуха, главенствующая долгие годы в комиссии, с вечно тлеющей папиросой «Беломорканал» в жёлтых, скрюченных пальцах, близоруко жмурящая свои злобные, как буравчики глаза, которыми впивалась в меня и уже не выпускала из виду до конца комиссии. Она запомнила меня с первого раза и потом всегда приветствовала своим мужицким, под стать ей, грубым, скрипучим, прокуренным голосом: «О, это пожаловала снова к нам старая знакомая! Что ж на этот раз? Так и не желаем жить нормально? Раздеваемся!» Легче унижать человека, когда он обнажённый. И все они потешаются над этим, подходя и заглядывая во все дырки и места без дырок, задавая вопросы не менее нелепые, чем всё происходящее в психушке. И это только начало, безобидные выпады и проверка на морозоустойчивость. Дальше палата на 8 человек, решётки, сетки и баяны на окнах.
Находиться на обследовании – это не просто находиться там под недремлющим оком. В психиатрии применялись методы далёкие от лечебных мероприятий. Это была карательная психиатрия. Пусть будут прокляты все те врачи и персонал, которые применяли все эти экзекуции, имевшиеся в арсенале всех подобных психушек по всему совку. За малейшее нарушение – сульфазин (сера) в четыре точки, галаперидол, инсулиновая кома, шокотерапия и целая куча препаратов, от которых отнималась речь, тело становилось, как у тряпичной куклы, вываливался язык. Ко всему, привязывали к кровати, фиксируя каждую руку и ногу. Человек так лежал 4 – 8 часов. Чем больше просить отвязать, тем дольше будешь оставаться привязанным. Если громко просить – изобьют, а в этом они мастера, поверьте, синяков не оставят. Обычно человек так и лежал с температурой под 40 градусов от серы и с вываленным языком от галаперидола. Плюс абстиненция, само проявление которой являлось одновременно и нарушением и поводом для наказания! Ни на минуту не удаётся заснуть, выворачивание мышц во всём теле, рвота, пот градом, постоянный озноб. «Съешь вот эту таблеточку – отпустит от тех». Каким словом это всё можно назвать? ПЫТКА!

Хуже абстиненции может быть только абстинеция в психиатрической больнице советского периода. А на доведение человека до состояния растения много времени не требуется. Достаточно одного препарата Модитен-Депо, в народе Мадам-Депо, одноразового приёма которого хватает на полгода, чтобы превратить человека в растение, не ощущающего ни вкуса еды, ни запахов, не понимающего ничего, доведённого до скотского состояния. (Одним из показаний к применению этого препарата в инструкции указано «в случаях сопротивления лечению». Этот мощный затормаживающий нейролептик широко применялся для подавления воли «злостных нарушителей режима» – ред.) Так можно годами содержать человека. Процесс восстановления после таких препаратов очень долог. Кстати, никакой гарантии не было, что тебе не уколют что-то подобное под видом витамина. Я несколько месяцев пузыри носом пускала при попытках что-либо жидкое проглотить. Не могла стать на эскалатор в метро, маршировала на месте, как зацикленный робот. А мой супруг уговаривал: «Тяни ножку, ножку тяни!». Это сейчас смешно вспоминать, а тогда ничего смешного не было, ни ему, ни мне. Как-то раз даже судья меня пожалел и дал условно. Видать, зрелище было печальное. Маме пришлось объяснять судье в перерыве, что дочь у неё вообще-то нормальная, но в психиатрической больнице ей что-то ввели и она стала вот такой. И мама заплакала.
Вот мы и имеем уже два термина, определяющих наркополитику тех лет: РЕПРЕССИИ и ПЫТКИ. Детокс, разумеется, никто не предоставлял. Да даже такого слова не было в обиходе ни у врачей ни у милиции.

Обычно через пару месяцев психушек и трипдач, с практически уже пережитым кумаром, после ИВС (в народе КПЗ), привозят в СИЗО, он же следственный изолятор (в народе тюрьма «Лукьяновка», а среди сидельцев – киевский Централ). Вот к этому заведению никаких претензий! Ей-богу, после всех мучений, тюрьма – это дом родной, санаторий и курорт – три в одном. Это место и время для зализывания ран и передышки перед этапом на лагеря. Конечно, всё относительно и кто на что учился. Лично я задерживалась на Централе пока хватало ума писать всякие «касачки» (кассационные жалобы), жалобы и обращения в Верховный суд, ездила на ознакомления с делом до посинения. Короче, срок идёт, контора пишет, я катаюсь. Но любая лафа рано или поздно заканчивается и приходится выезжать на лагеря. Сколько их я прошла… Исправительно-трудовых колоний… ИТК. Название говорит само за себя. В них заключённые должны трудиться. И, если ты трудишься, примерно выполняя норму и регулярно постукиваешь, то, возможно, тебя ожидает УДО (условно-досрочное освобождение). Типа «Честно трудился – досрочно освободился». На мужских лагерях всё решают деньги, свобода покупается. А у баб никто не хочет брать, сдадут! Все лагеря увешаны лозунгами «На свободу – с чистой совестью!» И ходят девчата, как на исповедь в кумотдел очищать свою совесть, чтобы выйти раньше, и опять же раньше сесть по новой. Я не об этой нравственной стороне, находящихся по ту сторону закона. И не мне судить. Кстати или нет, но я ни разу не освобождалась по УДО и по амнистии. Все мои «командировки» от и до (от звонка до звонка), как говорят. Ну, это я так, между прочим.

Так шли годы и пролетела жизнь… Дожить до такого возраста получилось у меня случайно. Оказывается, случайно не только погибают, но и в живых остаются по случаю. Для какого именно случая судьба хранит меня, я ещё толком не разобралась. Может, чтоб быть наглядным укором для изменений нашего законодательства? К примеру, чтобы в рабочий стаж засчитывалось время, отбытое в МЛС для начисления пенсии?

Вернёмся к нашим баранам. Точнее к моим походам в Собес и Пенсионный фонд. В моей трудовой книжке 11, 6 лет трудового стажа. А для получения минималки на момент моего обращения необходимо было 15 лет. Мне предложили собрать все справки из мест лишения свободы, где я отбывала наказание. Справки об освобождении из всех колоний я принесла с собой. Но им, видите ли, нужны справки именно с работы в каждой из колоний, причём, там должны быть указаны годы и месяцы работы и выведена средняя заработная плата за последние 6 месяцев работы.(!)

Ко всему прочему должны быть указаны суммы, отчисленные в Пенсионный фонд! Я спросила: «Вы это серьёзно?» Скажите на милость, кто даст мне такие справки? Мало того, что лагеря, где я отбывала наказания, находятся не только в Киеве, но и за пределами Украины. География моих «командировок» широка: Харьков, Чернигов, Тернополь, Житомир, Мордовия (Россия). Даже, если поехать туда – это ж пустая трата времени, это закрытые учреждения. Цеха давно не существуют, поднимать архивы никто не станет. Это неподъёмная затея. Даже, если я поселюсь под каждым из лагерей и буду донимать их начальство с утра до вечера каждый день, моей оставшейся жизни не хватит на эту затею. Зная ту систему изнутри, нечего соваться к ним за выписками прошлого века. Ещё один вариант решения проблемы мне предложили там же, в Пенсионном фонде: приобрести недостающие для стажа годы. Посчитали и объявили счёт: 20000 грн. Ха! Да откуда у попа кадило? Сначала я решила, что с меня взятку требуют. Ан-нет! Всё законно! Наши депутята уже и до такого додепутатились. Помните случай, когда в прямом эфире предложили старушке продать её слепую собачонку, чтоб оплатить коммуналку? То ли ещё будет! Эта свора, случайно дорвавшаяся до власти, уже подняла пенсионный возраст и необходимый стаж стал 25 лет. Значит, теперь мне надо 70 тысяч, чтоб купить себе минимальную пенсию?! На голову не налазит! А вам налазит? Мне уже 61 год. Здоровья нет, сил едва хватает кое-как доковылять до сайта, получить ЗПТ. Все мои родные умерли. Доходов нет. Здравствуй, счастливая старость!
Мне часто снится сон – я лежу, придавленная огромной и тяжёлой, как бетонная стена книгой. Может это вещий сон? И книга эта – наша с вами Конституция? Сколько же там красивых и правильных статей, обещающих нам хорошую жизнь, медицинское обслуживание и обеспеченную старость. Много чего там обещано… Жаль, что всё это – утопия…

На смену нам приходят новые поколения. А наше время уходит, течёт, как вода сквозь пальцы. Об этой быстротечности мне на днях напомнили, поставив под сомнение тот факт, что я больше восьми лет ежедневно ездила на сайт ЗПТ. Причём, искренне удивились, зачем я это делала, ведь можно же получать на руки и ездить раз в 10 дней. Как стремительно летит время. Как быстро на нашем манеже меняются персонажи. И это уже совершенно другие люди, не видавшие репрессий, психушек, дикого ментовского беспредела, не испытавших на своей шкуре всей их пагубности, давившей целое поколение людей, осмелившихся избрать иной путь и тем самым поставив себя на грань истребления. Не удивительно, что до пенсии никто не дожил. По крайней мере, из тех, с кем я начинала, в живых не осталось никого.

Это здорово, что выросло уже несколько поколений, не знающих, что всё могло быть иначе. И это хорошо! Это здорово! Сколько путей открыто перед нынешним поколением, сколько дорог и возможностей! Какой многогранной стала жизнь! Я впервые, больше десяти лет подряд, нахожусь на воле. Это заслуга ЗПТ! Только благодаря этой программе стало возможным многое в моей жизни. Мною перестали интересоваться блюстители порядка. Я могу ходить по улицам спокойно, с деньгами в кармане. Раньше приходилось их на торпеде носить. Ведь менты, едва завидев наркомана, быстро находили повод обобрать его, всё забрать, вплоть до мелочи. Был бы человек наркозависимый, а к чему прицепиться – не вопрос! План созревал по ходу. Как же это здорово сегодня шагать по улицам, не оглядываясь то и дело. Здорово быть уверенной в завтрашнем дне, ведь уже не надо в любую погоду ехать «за делами».
Человеку необходима уверенность в завтрашнем дне. А ещё, человек должен всегда иметь возможность заплатить за проживание, за газ, свет, воду… Должен иметь деньги на лекарства. А зайдя в магазин, мог купить себе хлеб, а не смотреть на него. Конституция… Я половину сознательной жизни провела в лагерях. Да, так получилось в жизни, что закон был не на нашей стороне. Я об ЛЖН. Но как же можно не учитывать этот факт при начислении пенсии? Ведь зеки у нас во все времена приносили огромные прибыли государству. Это их руками в короткое послевоенное время была поднята из руин огромная страна, построены каналы, промышленные гиганты, гидроэлектростанции и много другого. Всё руками заключённых и на их же костях. Я к глобальным строительствам отношения не имела, но когда рванул четвёртый реактор, мы все переселились на промку, в рабочку, и пахали в три смены. Спали мы тогда по 4 часа прямо в цеху, вставали, садились за машинки и шили, шили бесконечные белые костюмы для Чернобыльской АЭС. Потом снова 4 часа сна и 20 часов за машинкой. Еду нам приносили прямо на работу. В таком режиме жили около двух лет! По-разному «сиделось» и в другие сроки, но чернобыльских авралов не забыть.

В настоящее время я готовлю пакет документов для подачи в Государственную Пенитенциарную службу с просьбой выдачи мне справок, подтверждающих периоды работ и уплаты страховых взносов в Пенсионный фонд за годы отбытия наказаний в МЛС. Но, согласно статье 24 Закона Украины «О государственном пенсионном страховании» вступившем в силу с 01.07.2004 года, мне скорее всего не удастся получить все справки, а только одну за последнюю судимость. Что делать с остальными справками за период с 1985 по 2004 год я пока не знаю. И никто мне ответить не смог.
Да и сама я уже не верю, что дождусь гуманного отношения конкретно к собственной персоне. В правовом поле я давно ощущаю себя лузером или дохлой рыбой, выброшенной за борт, как плохой улов. Ведь я не имею права даже на элементарные вещи. Уже и проснувшись, я не нахожу в себе силы вылезти из-под громадной конституции, которая раньше только в кошмарах снилась. Я раздавлена, почти уничтожена. Неужели я настолько виновна, что не обрести мне покоя и на старости лет?

Кто я? Папка с охапкой каких-то бумажек… справок об освобождении… выписок из истории болезней… Я – номера дел в судах… Я ксерокопия… Матрица… Я серия и номер паспорта… Я идентификационный код… для системы… Человека в этом ворохе бумаг и цифр уже не разглядеть… Мне больно!
Кто же я для страны моей?