Ангст, ангст, ангст… стучит в голове в такт бьющейся в конвульсиях стрелки настенных часов. Батарейка в них на последнем издыхании или время здесь остановилось? Остановилось совсем, даже секундная стрелка не может перебраться через цифру 6. Я смотрю на эту стрелку не отрываясь, пытаясь силой мысли сдвинуть ее с места, я уверена, что время потечет в своем привычном ритме, надо только сделать усилие…
Пока мне это не удается и я смиряюсь, оставляю и время и часы и все на свете в покое и погружаюсь в теплое море кататонии. Снаружи я выгляжу как статуя, я неподвижна, молчалива, но внутри, в голове у меня шторм. Мысли наскакивают одна на другую так быстро, что я не успеваю задержать внимание ни на одной из них. Я ни на чем не могу удержать внимание, все время соскальзываю. Вот и теперь, в палату вошла толстенная санитарка, мазнула по мне равнодушным взглядом, подошла к подоконнику и стала деловито его протирать. Я внимательно слежу за ней, так как знаю: подоконник – это предлог. На самом деле она ставит «жучки» в палате. Они следят за мной и поэтому мне нужно быть очень осторожной. Пока мне удавалось их обмануть – кататония форева – но, стоит мне чуть-чуть ошибиться и бац! Меня схватят. Схватят и… что будет дальше я не знаю, да мне и все равно. От сережки, через которую они передавали сигнал на мой мобильный я избавилась, но кто знает, что еще они придумают?
Ангст, ангст, ангст… стрелка все бьется и бьется о шестерку, время стоит. Ангст – метафизический страх перед небытием – преследует меня с тех самых пор, как Реджис посвятил меня, тыкая своим вялым членом куда-то в область моего бедра. В наркотическом угаре он перепутал мою вагину с бедром. Этот урод с раздутым до вселенских масштабов самомнением водил нас, стадо телят, на кладбище, где вещал свой готически-эзотерический бред, а мы, малолетние дураки и дуры, слушали его, разинув рот. Иногда он трахал кого-то, девочку или мальчика, все равно, но без особого энтузиазма. Все эти препараты, которые мы жрали килограммами и названия которых я даже произнести не могу, не предполагали активную сексуальную жизнь. Да и зачем она? Нам и так было хорошо и весело. Гори в аду, Реджис, захлебнувшийся собственной блевотиной, гори в аду вместе со своей социальной инженерией, гори в аду за смерть твоей накаченной кислотой поклонницы, расплескавшей мозги на асфальте, в результате прыжка с седьмого этажа. Гори в аду за все то зло, которое ты сотворил с нами.
Анст, ангст, ангст… время все еще стоит, санитарка ушла, и я могу в тишине подумать о том, как же я стала наркоманкой.
Мои родные, учителя, детские психологи – все они твердили мне, что я талантливая, креативная, нестандартная, что у меня большое будущее… Мне так часто это говорили, что, в конце концов я и сама в это поверила. Обладая ничуть не примечательной внешностью, я компенсировала это эксцентричной одеждой, диким цветом волос и вызывающим поведением. Мне так хотелось, чтобы меня заметили, как-то выделили из толпы! Но всем было на меня плевать и я погрузилась в пучины Интернета, где и нашла единомышленников, а главное – свою любовь! Мальчик, в которого я влюбилась, оказался в реальности девочкой, точнее, полудевочкой, существом с отрезанной грудью и вагиной (пришить член – очень дорого!). После непродолжительного шока (кто ж не будет шокирован, обнаружив такой вот парадокс в человеческом обличии) я стала бисексуалкой, что отлично вписалось в мой загадочный образ. Парень-трансгендер – это так маргинально, так увлекательно… Но все оказалось не так и просто: мой «парень» оказался вполне бабой – он страдал, ныл, посыпал голову пеплом, а я вытирала его сопли, все глубже и глубже погружаясь в депрессию, отчего все больше и больше жрала, курила и колола все, от чего можно было выторчать. Абсолютно разбитая с разбитым сердцем (мой парень нашел себе другую!) я вернулась домой и окунулась в самый трэш столичной наркотусовки. Какие-то гаражи, флэты, тусы, метадоновые шлюхи, амфетаминовые тряпки, кислота, соли, спайсы, мусора, дикий секс в самых неподходящих для этого местах с неподходящими для этого людьми…
Ангст, ангст, ангст… Опять санитарка, но уже другая, с алюминиевой больничной тарелкой, в которой была какая-то серая масса, притворяющаяся овсяной кашей. Тарелка была поставлена на тумбу рядом с моей кроватью в полной тишине и санитарка удалилась. Есть я это не буду, это нельзя есть. Чуть позже придет мама и покормит меня вкусной домашней едой, а я буду смотреть в потолок и время от времени ронять еду на больничный халат. Мама, мамочка, мамуля, бедная моя мама, чудом не лишившаяся рассудка в этом дурдоме, который она называет семьей. Мой папа – жрец Джахуса (это я придумала это божество, скрестив бога Джа и Бахуса) – давно наплевал на всех нас, окутавшись клубами марихуанового дыма и алкогольными испарениями, мой брат – самый нормальный из нас всех – переместился в виртуальную реальность, где «остаточно згинув». Каждый раз, когда она приходит, я вижу ее бледное лицо, вижу, как она пытается скрыть слезы, и я сочувствую ей, хотя и не понимаю. Она честно пытается меня понять (даже курила со мной и моими друзьями соли), но разве можно это понять? Я и сама ничего не понимаю, кроме того, что время остановилось и мне необходимо сдвинуть с места эту чертову стрелку, чтобы двигаться дальше. Тишину палаты разорвал душераздирающий крик: «Где тряпка менструальная моя?!» Это соседка, которая что-то бормочет себе под нос и бесконечно ищет свои менструальные тряпки. Она рассказала мне (хотя я ее не спрашивала), что душа живет в крови, поэтому она собирает свои тряпки с кровью, опасаясь, что растеряет душу. Вот, кто настоящая сумасшедшая. А я так, любитель…
Наступил вечер, в отделении все затихло, психам раздали таблетки и уложили спать, а я все смотрела и смотрела на секундную стрелку, посылая ей мысленные сигналы: «ну давай, давай, давай…» на каком-то тысячном «давай» она сделала рывок и проскочила шестерку. Время пошло. Завтра я выйду из психиатрической больницы.
Оказалось, что на улице уже весна. Сколько я пробыла в ступоре? Месяц, год, сто лет? Это уже неважно, потому что у меня есть план. Замечательный план, как решить все проблемы разом. Пока я лежала в дурке, как Ленин в мавзолее, у меня созрел исключительный план по улучшению собственной жизни. Во-первых, надо срубить бабла. Во-вторых, надо употреблять опиаты, а не психотропы, чтобы снова не оказаться в желтом доме. И третье, наконец-то я стану художницей, как всегда мечтала. Весь мир будет потрясен мощью моего таланта, я стану знаменитой и богатой и буду писать картины, выплескивая на холст все свои сокровенные фантазии… Но сначала – опиаты.
Найти наркотики – плевое дело. Героин, металл, оксикодон… Все стоит денег, а где их взять? Ну, собсно, где и все джанки берут деньги – можно воровать, барыжить и торговать телом. Воровать – не мое, это пошло, барыжить – стремно, сидеть в тюрьме неохота, остается торговать телом. Не люблю я этого, но ради идеи!.. И понеслось. Чтобы переспать с кем-то неприятным за деньги надо быть нетрезвой, но, чтобы быть нетрезвой нужны деньги. Замкнутый круг. Необходим первоначальный капитал, который без особого труда удалось раздобыть у единственного знакомого мне адекватного человека – бывшего любовника, который по странному стечению обстоятельств наркотики не употреблял и всячески и безуспешно меня отговаривал. Пропев ему какую-то очередную печальную песнь и получив свои кровные, понеслась я к «метадоновой шлюхе» за дозняком.
О, дивный опиатов новый мир! Вот я и дома…
…Очнулась я снова почему-то весной, но уже какого-то другого года с удивлением обнаружив, что из трех пунктов чудесного плана по улучшению собственной жизни удалось реализовать только один, да и тот не столько ее улучшил, сколько ухудшил. Теперь меня, ко всему прочему еще и люто кумарило. Бабок не было, не было и выставки с моими работами, дома царил кромешный ад, из института меня выперли, друзья осточертели, а мир сузился до экрана смартфона… АНГСТ настал.
Я понимаю, что надо остановиться, но сама мысль об этом вызывает дикую парализующую боль. Бежать? Но куда? От себя не убежишь. Хотя…
Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,
Где оскорбленному есть чувству уголок! —
Карету мне, карету!
Ирина РОМАШКАН
.gif)
