Сколько работаю в наркополитике, всегда мечтала узнать побольше о загадочных Нидерландах, знаменитых смелыми подходами во всех областях социальной политики. Недавно я гостила в Амстердаме и попросила давнего приятеля и коллегу Джона Питера Кулза (в народе Джей Пи) провести небольшую экскурсию по наркодостопримечательностям города.
С Джей Пи я знакома со времён работы в голландской секции организации «Врачи без границ», в конце 1990-х открывших первую в России программу по профилактике ВИЧ среди наркопотребителей. Это была очень хорошая, странная программа. Голландцы совершенно не разделяли убеждённости российских специалистов, что для скорейшего донесения до наркоманов благой вести профилактики надо долго и упорно сидеть в кабинете наркодиспансера или СПИД-Центра и ждать, когда заблудшие души придут вопрошать о премудростях сохранения здоровья. Голландцы сказали: болезни зарождаются на улицах, если хочешь что-нибудь до кого-нибудь донести, иди туда, разговаривай с людьми, дай, что им необходимо (в нашем случае — стерильные шприцы, презервативы и другие жизнеспасительные мелочи), люби и уважай этих людей, не требуя ничего взамен. Голландцы реально странные! Предлагали заинтересовать самих наркозависимых, чтобы здоровьем сообщества стали заниматься люди из сообщества. Они набрали человек 20 московских торчков, их друзей и приятелей, научили великой премудрости аутрича (англ. outreach — уличная социальная работа) и отдали управление миллионнодолларовой программы в их руки. Сказали: делайте то, что считаете нужным и эффективным. И оказалось, это работает! В течение пары лет нашу программу узнали и полюбили московские драгюзеры. Мы выпускали знаменитый «Мозг», прототипом которого был голландский журнал для наркозависимых Mainline, делали яркие, забавные брошюры и плакаты, ходили целыми днями по улицам, общаясь с нарками, ездили на «Казантип». Весть о нашей программе по профилактике ВИЧ распространилась и за пределами Москвы. Подход голландцев стал работать в России! Единственное, что не удалось сделать, — это убедить в его необходимости наши власти. Работа так и затихла на уровне низовых инициатив. То ли дело в Амстердаме!
Джон Питер начал активистскую карьеру в начале 1980-х. В те времена никто не слышал про ВИЧ, зато наркотики расцветали бурным цветом ещё с 1960-х. Молодой Джей Пи тусовался по амстердамским сквотам, вместе с друзьями раздувая волны социальных революций. Некоторые из них более интенсивно взаимодействовали с разнообразными веществами и познакомили Джей Пи с некоей торч-аффинити, куда входили наркоманы, их близкие и те, кто завязал. Общение с этой группой произвело на Джей Пи неизгладимое впечатление — он узнал о гонениях, притеснениях и унижениях, настигающих драгюзера каждый день, о нарушениях прав человека, стигме и ежедневной опрессии. Джей Пи решил посвятить себя наркоактивизму и стал помогать группе. Они занимались самыми «низовыми инициативами» для поддержки сообщества. Позже Джей Пи отведёт меня к аптеке, находившейся на углу самой тёмной наркоулицы Амстердама, куда мирные горожане боялись и нос сунуть. Основным бизнесом аптеки были шприцы. Пять штук в упаковке, 400 упаковок в день — это до четырёх сотен разгорячённых покупателей ежедневно, плюс горожане, возмущённые обилием грязных шприцев. Однажды аптека решила отказаться от тяжёлого бизнеса, перестав продавать шприцы именно в то момент, когда по городу бродила эпидемия гепатита B. Джей Пи и его друзья-торчки думали, как же сделать, чтобы люди не кололись чужими шприцами. Им в голову пришла идея, навсегда изменившая историю общественного здравоохранения во всём мире: самим закупать шприцы, но не просто раздавать их торчкам, а выменивать на использованные. Так они помогали нуждающимся в шприцах, одновременно снижая возмущение близживущих граждан из-за бардака в городе. Появилась первая в мире программа обмена шприцев. Конечно, наши торчки совсем не ожидали, что вскоре их моделью будут пользоваться во всем мире. «Мы не планировали революцию общественного здравоохранения, она произошла сама собой», — немного удивлённо говорит Джей Пи.
Голландцы сказали: болезни зарождаются на улицах, если хочешь что-нибудь до кого-нибудь донести,иди туда, разговаривай с людьми, дай, что им необходимо, люби и уважай этих людей, не требуя ничего взамен.
А случилось это потому, что в Амстердаме услышали новое слово — СПИД. Эпидемия подкралась незаметно, но к началу 1990-х уже наносила весьма ощутимые удары, в первую очередь по тем, кто употреблял наркотики внутривенно. Тогда Джей Пи и его друзья из союза торчков решили поставить работу по профилактике ВИЧ на профессиональную основу и создали организацию «Мейнлайн». По-русски это значит «центряк» — центровая вена, в которую делают понятно что. «Мейнлайн» занялся и выпуском одноимённого журнала, в котором джанки делились опытом по вопросам здоровья или чего угодно, положив начало традиции замечательных «джанкозинов», в том числе нашего старого проекта «Мозг» и сегодняшнего — «Шляпа и Баян». Мейнлайновцы продолжали аутрич, меняли шприцы и разъясняли торчкам на доступном языке премудрости здравоохранения. Работа организации поддерживалась Министерством здравоохранения Голландии, ничтоже сумняшеся выдававшего круглые суммы денег на закупку шприцев, оплату работы наркоманов, выпуск журнала «Центряк» и прочие странные дела. Вскоре об опыте голландских торчков узнали в других странах мира, и программы «снижения вреда» начали набирать международные обороты. В 1996 году Джей Пи позвонили из Москвы и пригласили поделиться опытом работы с зарождающимся проектом снижения вреда «Врачей без границ». Я познакомилась с ним году в 1998–1999 на семинаре для барыг. Каждому торчку, работавшему в нашей команде, поручили привести знакомых барыг, и Джей Пи с завидным воодушевлением излагал им концепцию ответственного барыжничества, согласно которой каждый барыга должен заботиться о клиенте, предлагая чистые шприцы и рассказывая о профилактике ВИЧ и гепатитов. Действительно, если не он, то кто же? Примерно в те времена, когда мы обучали московских барыг снижению вреда, в Амстердаме уже были легализованы комнаты безопасного употребления наркотиков. Сначала они были неформальными. То есть благовоспитанные барыги или благожелательные наркослужбы давали людям колоться в более-менее комфортных условиях, обеспечивая их чистыми шприцами. Сегодня лишь в небольшом количестве стран существуют официальные комнаты безопасного употребления, и за них пришлось побороться в судах и на улицах, но в Голландии открыть такие комнаты предложили сами полицейские. Для властей не представлялось особенной моральной проблемой узаконить их работу, ведь они снижают число передозировок, улучшают здоровье, всегда можно получить медицинскую помощь, люди не юзают на улицах и не нервируют горожан, в общем, совершенно непонятно (голландцам), почему такие комнаты не должны быть доступны для всех желающих спокойно кольнуться или курнуть крэка или героина.
К концу 1990-х метадоновые и бупренорфиновые программы работали в Нидерландах уже лет 20, с ними проблем не было никаких, про это даже говорить скучновато. Появились даже героиновые программы: теперь зависимые могли получать по своему выбору медицинский героин — диаморфин в любой удобной форме приёма. Надо отметить, уличный героин больше не популярен в Нидерландах. Медицинские власти сообщают, что употребление героина среди людей младше 40 лет практически сведено на нет. В метадоновых программах людей младше 25 лет практически не осталось. Неким парадоксальным образом разболтанная голландская наркополитика привела к тому, что тяжёлые наркотики употребляют лишь единицы, в основном люди преклонного возраста или мигранты из СНГ. То же самое касается инъекционного употребления — в Голландии оно распространено только среди мигрантов. По оценке Центрального комитета лечения наркозависимых из 25 тысяч наркопотребителей в стране с населением 10 миллионов лишь около двух тысяч человек можно считать хардкор-наркоманами. Голландское правительство давно решило направлять основные усилия, финансы и ментальную энергию на этих проблемных зависимых, а остальных оставить в покое.
ВОЗРАСТНАЯ ДИНАМИКА ВСЕХ ПАЦИЕНТОВ МЕТАДОНОВЫХ ПРОГРАММ АМСТЕРДАМА
С 1985 ПО 2012 ГОД
Голубым цветом отмечены пациенты старше 40 лет, теперь лечебные программы работают практически только для них. Многие службы здравоохранения сообщили Vice, что употребление героина среди людей младше 30 лет практически не встречается.
В связи с этим показательна ситуация со знаменитыми голландскими кофешопами. Действительно, если своими курительными предпочтениями человек не приносит особого вреда себе и окружающим, то почему бы не разрешить курить в удобных и безопасных условиях. До сих пор распространён миф, что в Голландии «легализована марихуана», однако это не так. Политику в отношении марихуаны сами голландцы часто критикуют за половинчатость. Когда в середине 1970-х декриминализовали хранение, покупку и продажу марихуаны в небольших количествах, как следующий шаг задумывалась полная легализация и регулирование ганджа-рынка со стороны государства. Однако соседние с Голландией страны взбунтовались, потребовали спасения своей молодёжи от голландской наркоугрозы и устроили международный скандал. Правительство сменилось, процесс легализации притормозился и уже почти 40 лет кофешопы работают в полулегальном статусе — покупка и хранение декриминализованы и облагаются налогами, но где закупается сам кофешоп, никто любезно не спрашивает. Конечно, на кофешопы наложены ограничения. Например, запрещено рекламировать товары. Помимо каннабиса, нельзя продавать никакие запрещённые вещества. Нельзя продавать лицам до 18 лет и более пяти граммов в одни руки. Подробнее о регулировании кофешопов можно прочитать в «Википедии». Я заходила в парочку. В одном, в центре города, сидели только туристы, а в другом, около нашего дома, один-два задумчивых покупателя. Самим голландцам на кофешопы несколько начхать. Удобно, конечно, что для покупки травы не нужно бегать по тёмным улицам, искать мутных барыг, прятаться от полицейских, а можно просто зайти в кафе, купить что надо и спокойно отправиться домой, в университет или в кафе-мороженое. В общем, на сегодняшний день проблема марихуаны перед голландцами не стоит. Джей Пи сказал, что ему бы никогда не пришло в голову начать говорить со своими детьми о марихуане — они и так все прекрасно знают благодаря общедоступной информации. Единственная проблема, которая обсуждается специалистами здравоохранения на сегодняшний день, — как снизить количество никотина, потребляемого в косяках. Увы, голландцы привыкли курить марихуану вместе с табаком.
Неким парадоксальным образом разболтанная голландская наркополитика привела к тому, что тяжёлые наркотики употребляют лишь единицы, в основном люди преклонного возраста или мигранты из СНГ.
Итак, с конца 1970-х в Нидерландах решили сфокусироваться на проблемах хардкор-джанки, а всех остальных оставить в покое. Начали появляться службы для наркозависимых, проводимые неправительственными организациями при финансовой поддержке правительства. Джей Пи познакомил меня с работой Rainbow Foundation. Фонд занимает целый дом недалеко от вокзала. Ещё 30 лет назад этот район был центром амстердамской наркоугрозы, а сегодня по уютным буржуазным улочкам бродят безмятежные горожане и туристы. В самом здании находится дроп-ин-центр — дневной приют, комната употребления наркотиков и офис «Радужного фонда». Фонд работает со всеми социально уязвимыми группами, включая людей с психическими заболеваниями, бездомных и наркозависимых. У них восемь дневных приютов для бездомных, в трёх имеются отдельные комнаты для употребления наркотиков. Количество таких комнат сократилось — недавно их было шесть, но сейчас спрос резко падает. Дело в том, что власти Амстердама проводят политику полного искоренения бездомности, но, в отличие от московских властей, не путём зимнего вымораживания бомжей. Голландский способ — предоставление доступного социального жилья. При этом можно выбрать, хотите ли вы жить в доме, где употребляют наркотики, или там, где их не употребляют. В тех домах, где люди употребляют наркотики, им разрешается иметь своего домового дилера (не уверена, выборная ли это должность и как именно согласуется его кандидатура). В отличие от многих цивилизованных городов, предоставляющих социальное жильё наркопотребителям, в Амстердаме оно не сосредоточено в одном районе, наоборот, рассредоточено по всему городу. Власти хотят не геттоизировать наркопотребителей, а интегрировать их в ткань города. По словам сотрудников фонда, через несколько лет в Амстердаме не останется ни одного бездомного. Власти также озадачены тем, чтобы на улицах было поменьше праздно шатающихся наркоманов и бездельников, поэтому предлагают такие дневные приюты, где можно сидеть хоть целый день. Смотреть телик, играть в шашки, пить кофе-чай, выстирать одежду или взять секонд, покушать вкусной еды за символическую цену — полтора евро за огромную тарелку риса, мяса и овощей, попользоваться компьютером, пообщаться с соцработниками, покурить кокаина или заняться творчеством. В комнате употребления наркотиков я познакомилась с творческим коллективом художников, в непринужденной обстановке раскуривавших свои трубочки кокаина, перед ними лежали масляные краски, на стенах висели их картины. Мы провели душевную беседу об искусстве, сюрреализме, политическом активизме, Pussy Riot и Путине, о грузинском гостеприимстве и почему-то Шеварднадзе, и прочих приятных вещах. Не крэком единым жив голландский торчок!
В приюте могут обеспечить людей занятостью. Фонд субсидируется социальными службами города, предоставляя людям несложную работу вроде уборки улиц, производства свечек, починки великов, типографского дела и т. п. Работа считается волонтёрской, денег платят очень мало (3 евро за четыре часа), но при этом у людей не отнимается социальное пособие (950 евро в месяц для одинокого мужчины без жилья). Основная мотивация людей — приносить пользу обществу, как-то улучшая социальный статус, повышая самоуважение и уважение со стороны близких. На кухне приюта я познакомилась с замечательным волонтёром, иранцем Насером. Он с гордостью показал мне фото в брошюре, где запечатлён рядом с благовидной дамой — министром чего-то там Нидерландов, сказавшей, что такие замечательные люди, как Насер, нужны Амстердаму. В другом приюте, куда приходят в основном люди с алкоголизмом, им выдают пиво и тоже предоставляют возможность работать. Как сказал в интервью The New York Times один из волонтёров подобной программы: «Я не горжусь тем, что я алкоголик, но горжусь тем, что у меня снова есть работа». Причудливый капитализм!
Представители «Радужного фонда» характеризуют голландскую политику в отношении социально уязвимых групп как политику кнута и пряника. С одной стороны, власти создают все условия для помощи, с другой — дисциплинируют. Например, предоставляют социальное жильё и пособие на его оплату, но при этом жёстко гоняют с улиц — штраф за ночёвку в общественном месте составляет 120 евро. Предоставление метадона, героина, жилья, занятости и прочих социальных благ наркозависимым не только гуманно, но и прагматично. Грубо говоря, дешевле дать наркозависимым всё это, удалив их с улиц и ликвидировав криминальный компонент их деятельности, чем тратить деньги на полицию, суды и тюрьмы. Не забудьте учесть, что содержание одного человека в тюрьме стоит государству примерно 250 евро в день, а тюремные условия немножко отличаются от российских: по данным ФСИН РФ за 2010 год, на содержание одного осужденного в день тратилось 2 евро со всеми вытекающими различиями.
По сравнению с 1980-ми уличная обстановка в Амстердаме радикально изменилась. Бездомных и наркоманов на улицах днём с огнём не сыщешь, они надёжно спрятаны от глаз горожан по приютам и социальным квартирам. Разумная и гуманная наркополитика — предмет особой гордости голландцев. Например, в Музее Амстердама ей посвящена не одна экспозиция. Бережно, с любовью выставлены напоказ кучки кокаина и ложки с героином, метадоновый сироп, грибки и косяки, а также информационные стенды об успехах голландской наркополитики и сократившемся злоупотреблении наркотиками.
По сравнению с 1980-ми уличная обстановка в Амстердаме радикально изменилась. Бездомных и наркоманов на улицах днём с огнём не сыщешь, они надёжно спрятаны от глаз горожан по приютам и социальным квартирам.
«Почему голландцы такие прагматичные? Что с ними не так?» — спрашиваю я Джей Пи. Уж слишком всё просто и правильно, где же буря страстей, спасение погибающих душ, политическая истерия и вся эта захватывающая драма, сопровождающая борьбу с наркотиками в других странах? Без неё как-то скучновато. Джей Пи пожимает плечами: «Может быть, это из-за того, что мы торгаши. Амстердам — город-порт, кто только сюда ни приезжал, кого тут только не повидали. Здесь не привыкли кого-то переделывать, убеждать и к чему-то принуждать. Тут привыкли к расчёту и прагматизму». Видно, что Джей Пи порядком гордится разумной и человечной наркополитикой своей страны, где сохранение здоровья отдельных людей и всего общества важнее, чем, например, репутация города.
Когда я вернулась домой, к будням снижения вреда в Москве, очередного нашего клиента, бездомного Юрия, опять выгоняли из Центра социальной адаптации «Люблино» — единственной на весь город государственной ночлежки для бездомных. Выгоняли его, несмотря на наши мольбы к руководству оставить Юрия там, пока мы с невероятными сложностями оформляем для него возможность лечения ВИЧ-инфекции в московском СПИД-Центре. Ему просто нельзя сейчас теряться! Но в силу необъяснимых бюрократических причин руководство центра категорически против того, чтобы Юрий посещал дневной приют — нет, пусть идёт и валяется на теплотрассе. Ведь, о ужас, место его последней регистрации — не Москва! А временную регистрацию набитый государственными соцработниками центр «Люблино» оформить не в состоянии. К тому же Юрий выпил пива и покурил сигарету, чем окончательно подорвал к себе доверие партии. Чтобы смягчить удар, руководство сего фантастического центра, где людей кормят хуже, чем в приюте для собак — два раза в день сухим кормом, требует, чтобы мы написали Юре ходатайство от нашей организации. Но мы уже научены горьким опытом. Других наших клиентов из «центра адаптации» ранее выгоняли, несмотря на полученные с нашей помощью ходатайства из разных организаций (один раз даже из представительства Дагестана!). Судя по всему, их использовали, чтобы оправдать выкидывание человека на улицу, за ним, мол, другая организация присматривать будет. Хочется взять Юру за руку, купить ему билет, посадить на самолёт и отправить в Амстердам — там его пригреют, накормят и пива нальют, ещё и работу дадут, чтобы чувствовал себя человеком, а не просто отбросом, которому государство милостиво насыпало сухого корма. Тяжело работать, если знаешь, что не так уж сложно организовать всё совершенно по-другому, достаточно просто желания, немножко здравого смысла и человечности со стороны властей. Но пока сотни тысяч российских торчков продолжают гнить по тюрьмам, государственные мужи решают свои собственные проблемы, а рассказы из Амстердама выглядят для нас как недостижимое, слишком разумное и слишком гуманное будущее.
.gif)
