Друг включил компьютер и показал мне сайт для геев-фетишистов и любителей специфических сексуальных игр. В видеочате мы увидели мужчин, которые курили или кололи метамфетамин на камеру. Некоторые из них, хотя не все, занимались при этом сексом.
Больше всего это первое знакомство с нарко-секс-чатами впечатлило меня тем, что употребление наркотика казалось главной целью всего действа. Эти мужчины – одновременно эксгибиционисты и вуайеристы – встречались в виртуальной реальности, чтобы совместно употреблять наркотики и эротизировать этот процесс.
Ученые и журналисты много написали о современных паттернах секса и употребления наркотиков в квир-сообществе. Как правило, доминирующая культурная реакция на сексуализированное употребление наркотиков – стремление выставить его патологией, сексуальная и моральная паника. Химсекс подвергается однозначному осуждению. В лучшем случае, службы сексуального здоровья придерживаются «холистического» подхода, стремясь к «снижению вреда».
Со своей стороны, я пытаюсь предложить альтернативу – дать более взвешенное и гуманное понимание того, как можно сочетать секс с наркотиками. Это понимание не сводится к прямолинейному толкованию данного феномена как патологии. Исторически исследователи пытались представить употребление наркотиков проблемой индивидуумов, которым не хватало «помощи» и «силы воли», чтобы «справиться» с наркотиками, тотально контролирующими их жизни. Я же считаю, что квир-нарко-экзистенция обладает позитивной ценностью. Вопреки тому, что подобный образ жизни некоторые считают жизнеотрицающим, я нахожу его как минимум жизнеутверждающим.
Современная история наркотиков, употребления наркотиков, зависимости и «войны с наркотиками» всегда была глубоко политизирована. Она стала полем битвы, которая неотъемлемо связана с развитием современных западных идеалов тела, субъектности и политической свободы действий в условиях капитализма в его либеральной и неолиберальной формациях.
Хотя исчерпывающее изложение истории «войны с наркотиками» – задача, выходящая далеко за рамки настоящей статьи, я обозначу главное. Важно понять современную историю наркотиков, если мы хотим лучше концептуализировать такое явление, как химсекс. И понять ту моральную, сексуальную и технологическую панику, которую он вызывает, а также биополитические парадигмы, определяющие большую часть реакций на химсекс со стороны закона, систем охраны общественного здоровья и охраны сексуального здоровья.
Идеалы «независимости», «индивидуальности» и «свободной воли» играют фундаментальную роль в концепции неолиберализма. Они воплощены в фигуре homo economicus. Это субъект, жизнь которого определяют экономические принципы индивидуальной прибыли, частного накопления, свободного потребления и конкуренции. Однако принцип защиты личной свободы вступает в противоречие с принципом телесной дисциплины, необходимой для сохранения «здоровья». Это самое фундаментальное противоречие неолиберализма.
Оно служит одной из многих причин западной одержимости «проблемой наркотиков». Эта одержимость – главная движущая сила слежки со стороны полиции и врачей и диагностирования и/или наказания потребителей наркотиков.
Выбор в пользу употребления наркотиков можно рассматривать как проявление свободы воли. Однако последствия употребления ограничивают эту самую свободу и автономию индивидуума.
Зависимость может служить примером того, как субъекты неспособны реализовывать свободу воли должным образом. Их личная независимость и самостоятельность уменьшаются настолько, что угрожают свободе потреблять – той самой свободе, которая изначально и сделала возможным их «выбор» употреблять наркотики!
Именно это противоречие вылилось в «войну с наркотиками», которая идёт и наращивает обороты с конца 1800-х гг. Суть этой войны – в попытке провести различие между веществами, которые люди принимают в силу медицинской «необходимости», и теми, что формируют (опасный) «образ жизни» потребителя.
«Хорошие» и «плохие»
Чтобы различить «хорошие» и «плохие» вещества, понадобилось не только четко обозначить границу между автономным и продуктивным (то есть, «хорошим») субъектом неолиберализма и его «зависимой» противоположности (потребителем «плохих» наркотиков), но и предельно политизировать эту разницу. По словам Клэр Расмуссен, «чтобы человека можно было рассматривать как автономный субъект, необходимо запретить ему определённые выборы. В известном смысле, субъект должен быть привязан к автономии, сохраняя желание самоуправления, и оставаться «хорошим» субъектом». Такая позиция приводит к осуждению и демонизации «наркотизированного» потребителя.
Стоит помнить: хотя вещества, изменяющие сознание, человечество принимало на протяжении всей своей истории, понятия «наркотик» и «зависимость» – порождения нового времени, возникшие в контексте промышленной революции и западного капитализма. Смысловое наполнений этих терминов никогда не было стабильным: оно зависело от типа конкретной культуры и ее юридического и медицинского аппаратов.
Аналогично «порнографии», присущее нашей культуре понимание термина «наркотик» впервые появилось на страницах юридических документов в эпоху появления современных наций-государств, которые пытались ограничивать, регулировать и направлять жизнь населения. Как и порно, «наркотик» – это, прежде всего, юридическая категория. Подобно порно, наркотик, как считается, приводит к моральной деградации и препятствует автономии индивидуума, посягая на его свободу воли с помощью набора симптомов, которые в 1900-х гг. были диагностированы, как «зависимость».
В результате, порно и наркотики стали поводом для моральной паники и оказались в центре культурных войн, идущих со второй половины двадцатого столетия. Если одни психоактивные субстанции либо свободно потребляются в современных западных обществах (например, кофе, чай и шоколад), либо либерально регулируются (алкоголь, табак), либо доступны по рецепту (морфин, кодеин, метилфенидат, декстроамфетамин, сертралин, бензодиазепины), то продажа и потребление других субстанций криминализированы в большинстве современных государств (продукты каннабиса, метамфетамин, кокаин, героин и т. д.).
В конце 1800-х гг. началось движение в сторону криминализации продажи и потребления отдельных ПАВ. Была придумана категория «опасных наркотиков», в связи с которой в двадцатом столетии разрабатывались и внедрялись всё более жёсткие законы и медицинские протоколы.
Представление о том, что является или не является наркотиком, исторически формировали силы и институты, творившие современного западного субъекта-гегемона и созидавшие его культуру, защищая ее от «чужеродного вмешательства и политических диверсий» (Расмуссен).
Поэтому война с наркотиками на протяжении всей своей истории была нераздельно связана с расизмом и попытками контролировать этнические группы, которые, как считалось, представляют угрозу «здоровью нации». Например, исторически, опиум ассоциировали с китайскими общинами в США, крэк – с афроамериканскими общинами, метамфетамин – с пролетариатом и геями. Наркотики и зависимость от них заняли важное место в мире нашего культурного воображаемого: появились популярные мифы о коварных наркоторговцах, которые подкарауливают детей у школы, чтобы развратить их телесно и морально, и о веществах, которые представители этнических меньшинств принимают осознанно, с целью подорвать национальную гармонию.
Как отмечает Кэйн Рэйс, различие между «хорошими» наркотиками, которые люди принимают по совету врача, и «плохими» наркотиками «стало частью нашей жизни и идентичности».
Типичный пример – декстроамфетамин, который в США свободно принимают студенты престижных университетов (представители среднего класса), чтобы улучшить успеваемость, и метамфетамин, который принимают геи, чтобы усилить сексуальное наслаждение.
С точки зрения химии и фармакологии, разница между D-амфетамином и метамфетамином несущественна. Эти вещества относят к двум отдельным мирам исключительно в силу разных культурных контекстов их употребления.
Я хотел бы рассмотреть историю сексуализированного употребления наркотиков в квир-сообществе сквозь призму понимания наркокультуры как общественно значимого явления. Такой подход позволяет увидеть в химсексе практику, которая не сводится к саморазрушению, а носит жизнеутверждающий характер. Она поддерживает жизнь субкультуры, обеспечивает её воспроизводство не только через употребление наркотиков, но также через связанную с ним этику эксперимента и проявления заботы.
В употреблении квирами наркотиков в сексуальном контексте нет ничего нового!
В той или иной форме наркотики были частью квир-культуры на протяжении долгого времени. Например, в литературе они фигурируют в творчестве таких авторов, как Джек Керуак, Уильям Берроуз, Аллен Гинзбург, Ларри Таунсенд, Эндрю Холлеран, Ларри Крамер, Моник Виттиг, Сэмюэль Дилэни, Мэтью Линдон, Гильом Дастан, Эрик Реме, Ал Берту, Патрик Калифия, Деннис Купер, Оушен Вонг, Т. Флейшман, и это лишь часть списка.
Наркотики присутствуют в квир-кинематографе: от фильма «Девушки из «Челси» Энди Уорхола 1966 года до Fluido Шу Леа Чанга (2017). Психоактивные вещества были настолько обыденным явлением в Серебряной Фабрике (арт-студии) Энди Уорхола, что, по словам исследователя Хуана Суареса, «амфетамин явно служил топливом для творчества двух ключевых групп, населявших Фабрику в середине 1960-х гг. – «гомиков на спидах» и выпускников Гарварда и Кембриджа».
Наркотики, как легальные, так и нелегальные, присутствуют и в мире порно – прямо или косвенно: от бутылочек с амилнитратом («попперсов»), который вдыхают модели, чтобы расслабить анальный сфинктер, до алкоголя и каннабиса. С недавних пор в порно также фигурирует кристаллический метамфетамин – сцены с ним множатся в гей-порно фильмах и доступны в видеочатах, аналогичных тому, о котором я написал выше.
Это лишь несколько примеров того, как наркотики исторически были частью мира сексуальных квир-фантазий и формируют «мир воображаемого» в химсексе нашего времени. Выражение «воображаемое (или воображение) химсекса» я заимствую у Чарльза Тейлора, автора книги «Социальное воображение в современности», а также у Тревиса Линнеманна, который развил термин Тейлора в представление о «метамфетаминовом воображаемом». По мысли Тейлора, социальное воображаемое – это набор идей, укорененных в обществе. Эти идеи состоят из смыслов, которые разные группы в социуме вкладывают в наборы своих социальных практик и, таким образом, в своё социальное бытие.
Актуализация социального воображаемого, подчёркивает Тейлор, связана с идентичностью:
«Вся человеческая история – это набор человеческих практик, которые одновременно материальны – люди осуществляют их во времени и в пространстве – и в то же время концептуальны, будучи идеями о «я», разновидностями понимания себя».
Как и все субкультуры, культуры химсекса – это социальные миры, которые сохраняют целостность не только благодаря общим потребительским выборам, языку и ритуалам, но и благодаря общим пространствам (виртуальным или физическим) и нарративам о себе.
Воображаемое химсекса объединяет фарма-порнографические телесные практики и ритуалы в искусстве эротики. Это искусство способно порождать новые радости, новые переживания телесности и, в конечном счете, новые способы самовыражения за рамками «авторизованного», «экспертного» знания.
Одно из самых тяжёлых поражений «войны с наркотиками» состоит в том, что она не сумела решить проблему употребления наркотиков с помощью контекста субкультуры. Роль наркотиков в формировании социального воображения и самовосприятия потребителей игнорируется. В результате, если говорить о химсексе и квирах, субкультура, которая и без того была стигматизирована, стала ещё более «чуждой» в силу подхода правоведов и здравоохранителей к наркотикам и сексу.
Преобладающие теории зависимости, в рамках которых употребление наркотиков рассматривается как самолечение, выбор или болезнь, плохи тем, что их сторонники неспособны увидеть множество жизнеутверждающих причин, по которым люди принимают наркотики. Эти теории основаны на идее человеческого «я» как начала, отличного от нечеловеческого объекта (наркотика). Употребление наркотиков считается исключительно болезненной или патологической взаимосвязью человека-субъекта (потребителя) и нечеловеческого объекта (наркотика). Однако мы можем рассматривать тело и сознание как нечто, что мы созидаем: человек и «нечеловеческое» (материя, наркотик) взаимодействуют и смешиваются.
Сексуализированное употребление наркотиков может генерировать новые способы взаимоотношений с сексуальными партнёрами и реализовывать определённые сексуальные практики, которые без наркотиков некомфортны или даже немыслимы. Оно позволяет экспериментировать с телом, открывая новые вариации того, чем тело может быть.
Наркотики играют важную роль в том, что можно назвать «сексуальной архитектурой»: это эротические отношения, эмоции, практики, пространства и смыслы, которые совокупно образуют сексуальный опыт. Больше того, многих потребителей наркотиков в контексте секса эти вещества из членов стигматизированных меньшинств превращают в активных и жизнерадостных социо-сексуальных субъектов.
Сексуализированное употребление наркотиков может быть своего рода педагогикой «я», которую структурирует и направляет воображение химсекса. Педагогическая работа, которую осуществляют традиционные образовательные системы, обеспечивает сохранение различий между классами. Эти различия обусловлены тем, как много капитала – экономического, социального и культурного – представители классов накопили. Классовая идентичность формируется, поддерживается и воспроизводится из поколения в поколение благодаря тому, что люди, получающие образование, усваивают определённый набор классовых черт.
Педагогика играет ключевую роль в воспроизводстве социальных и культурных форм. Это справедливо и в отношении субкультур, которые создаются и воспроизводятся через передачу опыта, стереотипных моделей потребления, жаргонов и ритуалов.
Возвращаясь к примерам метамфетамина и декстроамфетамина: радикальные различия, которые проводятся между самими веществами и их потребителями, основаны не на химии или фармакологии. В основе различий лежат две разные культуры потребления, а также то, какую ценность приписывают этим веществам в доминантной культуре.
Употребление декстроамфетамина способствует воспроизводству доминирующего социального порядка, употребление метамфетамина – воспроизводству субкультурных формаций. Эти вещества практически идентичны с точки зрения химии и фармакологии, однако их сопровождают принципиально разные наборы культурных смыслов.
В случае студентов, употребляющих декстроамфетамин, речь идет о стремлении к производительности, выгоде и предпринимательству.
Метафметамин принимают участники марафонов группового секса. Это вещество служит катализатором «производства» и «воспроизводства» телесности, отклоняющейся от норм неолиберальной рациональности.
Субкультуры химсекса, их воображаемые и сексуальные символы могут подорвать и разрушить преобладающие концепции тела и саму неолиберальную рациональность, в которой субъект рассматривается как автономная «самозакрытая» единица.
Химсекс достигает этого, эротизируя проницаемость тела для «чужеродной материи» и открывая тело для опыта «экстатического времени», которое уже никак не связано с такими категориями, как деторождение, продолжение человеческого рода и выгода.
Таким образом, субкультурные субъектности, которые порождает химсекс, ставят подножку патриархальной, «традиционной» культуре. Анализируя роль, которую химсекс играет в квир-субкультуре, мы должны обращать внимание на практику и педагогику заботы в этой субкультуре и стараться ее воспроизводить.
О такой практике заботы пишет, например, Оливер Дэвис. Он комментирует автобиографию Мэтью Линдона, который вспоминает об эпизодах совместного употребления наркотиков и занятий сексом с Мишелем Фуко – французским философом, чьи работы о социальных науках, медицине, тюрьмах, проблеме безумия и сексуальности сделали его одним из самых влиятельных мыслителей XX века. Линдон рассматривал Фуко как своего «квир-отца» и наставника в вопросах наркотиков и секса.
Дэвис отмечает, что в ходе совместного употребления наркотиков и занятий сексом, Линдон и Фуко часто делились личным опытом употребления, а также сочетали наркотики с музыкой и фильмами. По словам Дэвиса, такая практика представляла собой «тщательно структурированное совместное взаимодействие с возвышенными объектами эстетической культуры. Это помогало отказаться от драматизации и демонизации веществ, вырывая их из привычного контекста традиционного дискурса «зависимости».
Другой пример – мой личный опыт. Когда я находился в Германии и занимался архивной и исследовательской работой, мне посчастливилось стать участником акции «Давайте поговорим о сексе и наркотиках», прошедшей в Берлине в июле 2019 года.
Мероприятие, которое организовали промоутеры ночного квир-клуба Buttons («Ягодицы»), проходило в саду клуба. Оно включало вкуснейшее барбекю (участники угощались, платя столько, сколько могли) и искреннюю, открытую и непредвзятую дискуссию. «Председателями» были дрэг-квин и квир-доктор. Аудитория – люди разных возрастов и гендеров – могли задавать вопросы о сексуализированном употреблении наркотиков, снижении вреда, помощи при передозировке конкретными наркотиками, а также поделиться опытом наслаждения сексом и наркотиками и рассказать о проблемах. На мероприятии присутствовали представители квир-организаций и сообществ, раздававшие бесплатные руководства по безопасному употреблению гамма-оксибутирата, кокаина и кристаллического метамфетамина.
Подобный обмен фармакологическими познаниями уже массово происходит в квир-сообществах. В рамках обмена опытом делается акцент на ценности жизнеутверждающих эффектов, которые могут производить наркотики, используемые для творческих экспериментов с телом, наслаждением и субъектностью. Такой акцент отсутствует в институциональном подходе к химсексу, даже в тех случаях, когда во главу угла ставится снижение вреда.
Поскольку химсекс осуществляет педагогическую функцию, обеспечивая воспроизводство и выживание квир-субкультуры, его следует рассматривать не как нечто пагубное, но как жизнеутверждающую культуру.
Такой подход к культуре химсекса позволит исследователям и врачам разработать более содержательные протоколы помощи людям, страдающим от зависимости и негативных эффектов употребления наркотиков. Он поможет не пренебрегать жизнеутверждающей ценностью химсекса.
Дискурс сексуализированного употребления наркотиков сможет обогатиться признанием субкультурных измерений и ценности такого употребления, и так мы сумеем выйти за пределы парадигм индивидуальной или социальной патологии, на которых основана «война с наркотиками». Отказавшись от них, мы сможем популяризировать этику помощи и заботы, которая уже присутствует в субкультурах химсекса.
Жуао Флоренсио
перевод и адаптация Максим Катрич
.gif)
