Елена Кузнецова точно помнит, как провел последние минуты на свободе ее сын Роман. Он вышел из квартиры на улицу, чтобы забрать остаток долга за проданный скутер. В окно из кухни Елена увидела, что сыну заламывают руки и уводят от подъезда. Схватив ключи от своей машины, как была, в халате и тапочках, Елена пробежала четыре этажа вниз и выскочила из подъезда, успев увидеть, куда усаживают Романа.
Недолгая погоня за синей “Киа Спектра” привела ее к зданию Федеральной службы по контролю за наркотиками по городу Химки (Московская область).
В отделении ФСКН у Романа изъяли сумку и мобильный телефон, а его самого, без составления каких-либо протоколов, задержали. Досмотр вещей состоялся только через час. В сумке была найдена пачка от сигарет, а в ней – 18 свертков с гашишем. Роману было предъявлено обвинение в намерении сбыта наркотиков в особо крупном размере.
Дела по статьям о хранении и сбыте наркотиков – одни из самых частых в современной российской судебной практике. Данные за 2011 год показывают, что каждый восьмой приговор в России был вынесен по статьям о незаконном обороте наркотиков. Из тех, кого отправили в тюрьму, каждый пятый осужден по таким делам.
Роман Кузнецов – один из 105 тысяч осужденных годом раньше, в 2010-м.
Его мать уверена, что это дело было сфабриковано
Беспроигрышный вариант
Она утверждает, что уже в день задержания один из сотрудников отдела предложил ей заплатить 500 тысяч рублей за переквалификацию обвинения на менее суровое. На обдумывание дали ночь, но найти такую сумму за несколько часов Кузнецова не смогла.
Дальше было все то, что описывается скупой фразой “несовершенство российской судебной системы”. Экспертиза не нашла на упаковках с гашишем отпечатков пальцев подсудимого. Никто не установил, что 18 доз гашиша когда-то были единым целым. Представленные на процесс вещдоки так и не извлекли из запечатанного, непрозрачного конверта.
Ничто из этого не смутило суд. В апреле 2010 года, отклонив просьбу защиты о дополнительных экспертизах, судья признала Кузнецова виновным и приговорила его к шести годам тюрьмы. Он отбывает наказание в Архангельской области.
Елена уверена, что это дело завели для того, чтобы создать видимость работы ФСКН по борьбе с наркотиками.
“Сотрудники ФСКН ничего не теряют, – говорит она. – Если родители платят деньги, то дело закрывается, если родители не платят, то они все равно не проигрывают, а зарабатывают звезды на погоны. Это – повышение статистики, они разоблачили крупного наркоторговца с 13 граммами гашиша”.
Небеспристрастные понятые
Кузнецова стала разыскивать тех, кто столкнулся с работой ФСКН в Химках. Расклеивала объявления на автобусных остановках, стала активным участником движения “Русь сидящая”. Обнаружились удивительные вещи.
Получив копии материалов аналогичных процессов в Химках, она узнала, что в них используются показания одних и тех же понятых. С тех пор один из них – Дмитрий Фриде – сам оказался в заключении. В признаниях, присылаемых сейчас из тюрьмы, Фриде утверждает, что сотрудничал с ФСКН по принуждению.
По словам Фриде, его вынудили давать ложные показания, угрожая в противном случае отправить в тюрьму. Кроме того, Фриде, сам наркозависимый, утверждает, что за подписи на протоколах получал от сотрудников ФСКН наркотики в виде вознаграждения.
Используя эти признания, а также тот факт, что один из оперативников, составлявший дело на ее сына, был позже сам задержан с наркотиками, Кузнецова пытается добиться возобновления следствия и повторного суда. Прокуратура отказывает ей.
“Я общаюсь не только здесь, в Химках, но и с другими родителями из Астрахани, из Краснодара, из Ростова. Складывается такое впечатление, что у сотрудников ФСКН существует какая-то негласная инструкция, все уголовные дела, они все как под копирку – меняются только фамилии участников”, – говорит мать осужденного.
Она показывает мне заключение в одном из таких дел. Повсюду – слово “неустановленный”: не удается раскрыть ни место сбыта, ни источник наркотиков для продажи, ни, зачастую, даже покупателя.
“Экономно фальсифицируемое” преступление
Путь к печально знаменитой 228-й статье УК может начаться не только в отделении ФСКН. Правозащитники заявляют, что обнаружение наркотиков у ничего не подозревающих граждан – крайне распространенный прием и у полиции.
В моем рюкзаке крохотный пакетик появился во время командировки в Воронеж. Разумеется, на нем не было отпечатков моих пальцев, но было бы это непреодолимой проблемой для следствия? В пакетике, конечно, были не наркотики, но и это, утверждают критики российской правоохранительной системы, не является чем-то неслыханным в делах по 228-й статье – на стадии экспертизы конфискованное можно заменить реальным наркотиком.
“Это наиболее экономно фальсифицируемое преступление”, – констатирует бывший старший участковый уполномоченный воронежской милиции (ныне полиции) Роман Хабаров. Это он подкинул пакетик мне в рюкзак, предварительно сымитировав стандартную проверку документов в одном из городских парков. “Если говорить о легких наркотиках типа конопли, то как минимум 80% дел – это не реальные факты”, – утверждает он.
“В первую очередь это используется для создания показателей в работе. Изъятые наркотики – это – раскрытое преступление для полицейского и отдела”, – говорит Хабаров, выступивший в прошлом году с серией разоблачений методов в работе правоохранителей.
Начало гонке за показателями положило резкое усиление правоохранительной работы после массовых терактов на рубеже двухтысячных годов. Тогда попутно было раскрыто множество не связанных с террором правонарушений. С тех пор, по словам Хабарова, “система отчета требует неухудшения показателей”.
“Все равно надо сделать тысячу “фактов”. Наркотики и боеприпасы – две самые фальсифицируемые статьи, потому что в имущественных делах нужен потерпевший и имущество”, – объясняет бывший участковый.
Хабаров подтверждает сообщения о принудительной вербовке наркопотребителей. Пойманных с небольшим количеством наркотика часто ставят перед выбором: сотрудничать с органами в качестве понятого или агента для так называемых “контрольных закупок” или отправиться под суд по обвинению в распространении запрещенных субстанций. Превратить потребителя в распространителя несложно.
“Если нет, ему подкинут”
Кто может посчитать, сколько дел по наркотическим статьям были направлены в суд с нарушениями или были сфальсифицированы от начала до конца?
Михаил Голиченко, бывший милиционер, затем сотрудник российского офиса Управления ООН по наркотикам, а ныне – ведущий исследователь Канадской правовой сети по проблемам ВИЧ/СПИД, считает, что фабрикации присутствуют в большинстве из 104 тысяч судебных дел, заслушанных в прошлом году.
Больше всего подозрений вызывают у него дела, заслушанные в особом порядке, когда подсудимый соглашается с предъявленным обвинением, а суд не исследует и не оценивает доказательства следствия.
Обвиняемые тут, как правило, наркоманы. Само по себе употребление наркотиков не является уголовным преступлениям, хотя и фигурирует в Административном кодексе. Однако, утверждает Голиченко, попав в поле зрения органов хотя бы дважды, наркоман рискует стать уголовником.
“Его задерживают в состоянии наркотического опьянения, приводят в отдел и, если полиция добрая – на первый раз ему оформляют задержание за “немедицинское употребление”. Но полиция его предупреждает: “Еще раз попадешься – закроем”, – так Голиченко рисует типичный сценарий.
“Через пару недель они его опять принимают. Урок не выучен, опять в состоянии наркотического опьянения. Если при нем ничего нет, ему подкинут – ведь обещали, что закроют”.
“Полиции выгодно быстро “расследовать” дело и передать его в суд. Адвокату, назначенному судом, тоже невыгодно, чтобы дело тянулось. Итог – и полиция, и родственники, и адвокат говорят потребителю: “Что ты встал в позу – подкинули, подкинули. Даже если и подкинули – у тебя же вчера было, брал ты? Брал!”
“Сам потребитель в РФ – морально опущенное и стигматизированное существо. Он априори чувствует себя виновным, потому что знает, что ведь он действительно вчера брал и позавчера брал. Кроме того, в полиции ему плохо, у него ломки. А ему и полиция, и адвокат предлагают: “Согласишься на особый порядок – уйдешь под подписку. А нет – поедешь в СИЗО”.
Подследственный соглашается. Возможно, ему дадут “условно”, но картина борьбы с наркотиками в России дополнится еще одной победой.
Общество не склонно жалеть таких пострадавших, потому что считает, что наркоман не должен был употреблять вовсе. Была бы реакция другой, если на месте наркомана оказался алкоголик?
“Аська” организованной преступности
На таком фоне изумляют правозащитников не заявления о сфабрикованных делах, а случаи успешной защиты.
Дело Виталия Аптикеева – одно из редких. Осенью 2011 года он был осужден на девять с половиной лет тюрьмы за участие в организованной преступной группе. Основной уликой, изобличавшей его, была установленная на компьютере Виталия “аська”, при помощи которой он якобы общался с остальными участниками наркобанды.
Доводы защиты о том, что программа была установлена на компьютере после того, как состоялись описываемые преступления, суд не принял, равно как не принял и остальные возражения. Достаточно было того, что Аптикеев был знаком с другим обвиняемым.
“Судья не разбиралась, смотрела в окно и на часы и соглашалась только с позицией ФСКН, такое ощущение, что все было решено заранее”, – рассказывает гражданская жена Аптикеева, Екатерина Мищенко.
В деле были использованы показания все тех же понятых из химкинского отдела ФСКН. Один из них – тот самый Фриде, ныне рассказывающий, какими методами были получены эти свидетельства. По иронии судьбы он оказался в той же тюрьме в Можайске, куда потом отправили осужденного по его показаниям.
Обыск на квартире у Аптикеева проводил химкинский оперативник Гуков, до этого изобличавший Романа Кузнецова, а позже сам пойманный с наркотиками. Гуков, впрочем, отделался шестью месяцами колонии-поселения. Видимо, закон не предусматривает более сурового наказания для тех, кто в “войне с наркотиками” умудряется послужить на обеих сторонах фронта.
Пытаясь добиться пересмотра судебного решения, Екатерина обращалась в прокуратуру, указывая на то, что дело сфабриковано. Ее просьбу переправили тому же прокурору, которая выступала в суде. “Как она может написать оправдательное определение, если просила для него девять лет тюрьмы?”, – недоумевает Мищенко.
Тысячи дел, одно – пересмотренное
Сменив адвоката и заново прочитав уголовное дело, Екатерина нашла десятки несоответствий и подтасовок и обратилась в Московский областной суд. В итоге кассационного слушания в апреле 2012 года суд отменил приговор по статье, связанной с деятельностью преступной группы. Срок Аптикееву был сокращен на восемь с половиной лет. В работе Мособлсуда это – первый за шесть лет пересмотр дела по наркотикам.
Аптикеев заканчивает отбывать годовой тюремный срок по статье о найденных в его квартире четырех запрещенных к употреблению дискотечных таблетках. Таблетки – действительно его, говорит Екатерина, были куплены когда-то для похода в клуб, да так и остались лежать в шкафу.
Но никакого отношения к торговле наркотиками это не имеет, и Мищенко намерена подать в суд на следователя ФСКН, обвиняя его в намеренном привлечении невиновного к уголовному процессу.
Адвокат Эдуард Капчикаев, представлявший интересы Аптикеева в Мособлсуде, часто ведет дела по 228-й статье. Он согласен с тем, что простор для фальсификаций в делах такого рода гораздо шире, чем там, где речь идет, например, об убийствах или телесных повреждениях. “Легко найти небольшой объем наркотика и потом под него составить любой комплект документов, означающих, что они принадлежат определенному человеку”, – говорит Капчикаев.
В итоге все упирается в тысячекратно обсуждавшуюся уже независимость суда от прокуратуры и следствия. “Вот, у гражданина изъяли”, – говорит следователь. “Нет, мне это подкинули”, – говорит подсудимый. Свидетелей нет. Суд принимает в качестве свидетельских показания сотрудников. Но они – заинтересованная сторона, их показания вообще не могут быть приняты!” – утверждает адвокат.
“Однако они принимаются. Если бы суд требовал видеозаписей, анализировал наркотики на наличие отпечатков пальцев. Порог такого анализа должен быть повышен”, – говорит Капчикаев.
Легкость, с которой суд принимает показания сотрудников полиции, – проблема не только наркотических дел. Размноженные под копирку показания одних и тех же полицейских использовались в делах сотен арестованных после недавних протестных акций.
Разница лишь в том, что дела по наркотикам измеряются десятками тысяч, а выносимые наказания достигают порой 20 лет заключения.
Иногда, впрочем, как в деле активистки “Другой России” Таисии Осиповой, наркотики приходят вслед за политикой. Защита Осиповой пытается оспорить приговор в 10 лет тюрьмы за приготовление к сбыту наркотиков, утверждая, что дело сфабриковано.
Спросите с прокуратуры
Пока что комментарии Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков сводятся к тому, что ФСКН лишь собирает доказательства о совершенном преступлении и не выносит приговоров. Претензии по конкретным делам надо обращать к прокуратуре и суду, считают там.
Руководитель ФСКН Виктор Иванов в развернутом интервью Би-би-си подчеркнул, что не знаком с подробностями двух упомянутых дел в Химках. “Не зная обстоятельств [конкретного] дела, могу вам сказать, что перед направлением дела в суд оно рассматривается в прокуратуре. Там, где выявляются нарушения, прокуратура заинтересована восстановить законность”, – уверен Иванов.
По словам чиновника, прокуратура регулярно участвует в коллегиях ФСКН и способна указать на допущенные ошибки. А упреков в масштабных нарушениях закона прокуратура ФСКН не предъявляет.
Но если в деле Аптикеева жаловаться на проведенное следствие предлагают прокурору, признавшему собранные материалы доброкачественными, то откуда же взяться претензиям? И, отказывая матери осужденного Кузнецова в возобновлении следствия, как же узнает прокуратура о выборе, которые предлагают наркоманам-понятым – лжесвидетельствовать или идти под суд самим?
Федеральная служба по контролю за наркотиками пообещала выступить с отдельным комментарием по двум делам, упомянутым в этой статье. Полученный ответ будет сразу же опубликован.
Источник: bbc.co.uk
.gif)
