От алкоголя и гашиша до кокаина и ЛСД – кажется, нет пределов нашего интереса к изменяющим сознание веществам. Статья о том, что в человеческой природе заставляет нас выходить из обычного сознания.
От алкоголя и гашиша до кокаина и ЛСД – кажется, нет пределов нашего интереса к изменяющим сознание веществам. Что в человеческой природе заставляет нас выходить из обычного сознания, спросите Елену Филлипс и Грэма Лотона.
“Смоук Шэк” Head shop (амер., сл. магазин для наркоманов (продаёт курительные трубки, благовонные курения, бусы) в Нельсоне, Британская Колумбия, там, в пропитанном марихуаной воздухе и расслабляющей атмосфере работники организуют демонстрацию своего товара – связанных с наркотиками приспособлений. Клиентура представляет разношерстую публику, состоящую из туристов, бизнесменов, а также дредастых, растрепанных людей. Здесь рады представителям всех слоёв общества.
На границе в США, полицейские предупреждают человека в автомобиле в последний раз. Если он не выйдет, то они будут стрелять.
Он остается внутри – может быть, потому, что стесняется наготы ниже пояса и своего явного возбуждения, может быть, он настолько… эээ… обдолбан метамфетамином =), что ему все равно.
Высоко в горах Перу мужчины заваривают листья кокаинового куста в чай. Несмотря на то, что они не одобряют привычку употребления экстракта в порошке, чай дает умеренный эффект, который помогает преодолеть головные боли и тошноту, вызванную горной болезнью.
Здесь, наверху, кокаин – часть жизни.
Бездельничая в ресторане, два старых друга распивают вторую бутылку вина, устраиваясь удобнее на своих местах, наслаждаясь охватившим их туманом и теплотой. Позже они закажут бренди.
Бармен наливает себе чашку кофе.
Эта смена будет длинной.
У столь разнообразных эпизодов есть очевидная общность, сшивающая их как нить: преследование опьянения. С доисторических времен, люди искали и использовали опьяняющие вещества. Большинство людей, из когда-либо живших на земле, испытывали химически вызванное измененное состояние сознания, это верно и для наших современников. Это не говорит о том, что каждый человек постоянно борется с желанием опьяниться, ни о том что опьянение является нормальным состоянием сознания. Но кто из нас может утверждать, что не испытывал измененное состояние, вызванное выпитым с утра кофе, чтобы легче проснуться, или не расслаблялся после работы пивом, может быть несколько затяжек косяка на вечерине или эйфоричное экстази?
В существующем прогибиционистском (прогибиционист – сторонник запрещения спиртных напитков; сторонник запрещения торговли спиртными напитками) климате трудно говорить об использовании воздействующих на психику, буквально “изменяющих сознание”, веществ, не сосредотачиваясь на их вредных и вызывающих привыкание свойствах. И это правда, что чрезмерное использование изменяющих сознание наркотиков, и как разрешенных так и незаконных, вредит людям и вредит обществу.
Люди, которые ищут опьянение, рискуют своим здоровьем и флиртуют с привыканием.
Наркотики могут приводить к преступлениям, насилию, несчастным случаям, распаду семьи и социальной деградации.
Тем не менее, опьяняющие вещества остаются частью жизни большинства людей. И действительно большинство из нас в состоянии потреблять их умеренно, не допуская в себе привыкания или злоупотребления.
Возьмите алкоголь, например.
Его мощные воздействующие на психику свойства и потенциал в нанесении ущерба здоровью известны, все же большинство людей продолжают его пить и наслаждаться, не становясь алкоголиками. Есть также достаточно свидетельств, что, несмотря на кампании здравоохранения и угрозу серьезных штрафов (а также угрозу уголовных наказаний), миллионы людей каждый год присоединяются к легионам, которые экспериментируют с любыми незаконными веществами, от гашиша до кокаина, экстази, амфетамина и ЛСД (наиболее часто используемые воздействующие на психику наркотики).
Кажется, что опьянение в той или иной форме универсальная, часть нас самих. “Изменение сознания – естественная часть сознания” утверждает Рик Доблин, который управляет некоммерческой Мультидисциплинарной Ассоциацией для Психоделических Исследований в Сарасоте, штат Флорида. Но почему мы хотим изменять наше состояние сознания, принимая всевозможные химикаты?
Ответ прост и понятен. Мы ищем опьянение по одной простой причине, которую боимся даже представить – нам это нравится. Опьянение может быть забавным, компанейским, незабываемым, терапевтическим, и даже психоделическим. Заявлять такое в существующей ситуации нелегко, но все возрастающее число современных исследователей убеждают, что пока мы не будем готовы смотреть шире “проблемы наркотиков” и признать положительные аспекты интоксикации, мы будем видеть только половину истории, как если бы мы изучали секс, не принимая во внимание удовольствие от него.
Полное объяснение, как самого опьянения, так и стремления к нему, может привести к множеству результатов. С одной стороны есть заинтересованность в изучении злоупотребления и склонности. С другой стороны есть серьезные основания для того, чтобы изучить опьянение как отдельное явление.
Что это за воздействующие на психику вещества, которые мы любим? Что они говорят нам о том, кто мы? Есть способ получить пользу без вреда? Некоторые исследователи полагают, что ответы на эти вопросы приведут к новому пониманию человеческого сознания, включая тайны сознания, или новые способы лечения умственных болезней.
Другие заходят настолько далеко, что утверждают: обществу пора признать, что интоксикация – неотъемлемая часть человеческой природы, и необходимы пути для её открытого изучения.
Поиски, понимания опьянение не всегда ограничивались. В 1950-ых, 60-ых и начале 70-ых, много ученых интересовались этим поиском. В те более либеральные дни, исследователи, типа доктора Эндрю Веила, и этноботаника Тэрренса МакКены классифицировали эффекты многих наркотиков, проверили их в лаборатории и исследовали их изменяющие сознание качества, задокументировали их использование в различных культурах, и пришли к мнению, что многие из веществ имели лечебные свойства.
Многие из этих первых исследователей пришли к выводу, что поиск опьянения был запрограммирован в человеческую природу.
Так Вэйл, в своей книге “Естественное мышление” (The Natural Mind) указывает на эксперименты детей младшего возраста с головокружением или гипервентилированием, с целью испытать состояние изменённого сознания.
Он предложил, что, когда мы становимся старше, этот опыт остаётся с нами, но мы уже достигаем опьянения химическим путём так же как раньше физическим.
Однако в конце 70-ых и 80-ых, дух персонального исследования, был в значительной степени задавлен, ведомой США “войной с наркотиками”. Исследование наркотиков оказалось во власти “парадигмы зависимости”, с удовольствием и выгодами, строго запрещенными. “Это было настолько спорно, что в должно было быть запрещено,” говорит Чарльз Гроб, директор детского и юношеского отдела психиатрии медицинского центра Harbor-UCLA в Торрансе, Калифорния, интересы которого связаны с потенциальным использованием психоделической терапии.
Но некоторые исследователи продолжили независимую работу. Рональд Сигэль, в настоящее время психофармаколог в Университете Калифорнии (Лос-Анджелес), был одним из них. Как аспирант психолог в 60-ых он занимался изучением голубиной памяти.
Однажды, знакомый студент был арестован за владение марихуаной, и его адвокат спросил Сигэля, что он знал об эффектах наркотиков.
Не много, поскольку когда это случилось, он варил экстракт пива и наблюдал, что будет с пьяным вдрызг голубем.
С тех пор, он заинтересовался интоксикацией, чем это является и почему мы и другие животные ищем это. Он смог продолжать изучать “управляемые вещества” типа ЛСД, мескалина, РСР, кокаина и псилоцибина в своей клинике, на животных и на добровольцах, не нарушая закона.
Он терял сознание, блевал, был атакован пьяными животными, в него даже стреляли наркобароны – и все во имя исследования. В итоге он получил уникальную картину, объясненную в его книге 1989го года “Интоксикация: Жизнь в преследовании искусственного рая”, которая переиздается в следующем апреле в издательстве “Парк Стит Пресс” в Рочестере, Штат Вермонт.
Сигэль верит, что существует сильный биологический мотив поиска интоксикации. “Это – четвертый мотив,” говорит он. “После голода, жажды и секса, идёт опьянение. “Ищем ли мы удовольствие, возбуждение, причиняем боль или помогаем, в корне этого мотива” говорит Сигэль, – “побуждение чувствовать себя “отличным от нормального” – что иногда называют “каникулы от действительности”. Некоторые люди достигают этого состояния через путешествия, чтение книг, искусство, катание на роликах, спорт, религию, исследование, любовь, социальный контакт или власть. Другие используют интоксиканты. “Это – то же самое побуждение, ” говорит Сигэль. “Мы не жили бы, если бы не стремились чувствовать себя необычными.”
Одно из главных “особых” чувств, которые мы хотим испытать – удовольствие. Удовольствие, говорят неврологи , является способом мозга сказать нам, что мы делаем что-то, что хорошо для выживания, типа еды и секса. Схемы, которые создают чувства, порождают естественные опиаты и каннабиоиды. Тогда не удивительно, что у нас есть склонность к употреблению разновидностей этих мозговых веществ.
Но нельзя сказать, что причина удовольствия только в химических веществах. В докладе для Общества Неврологии, собиравшемся в Сан-Диего , Калифорнии, невролог Кент Берриддж из Мичиганского Университета в Анн-Арборе описал предварительную работу, показав, что крысы, которым был дан естественный каннабиноид анандамид, казалось, становились необычно неравнодушными к сладкому.
Крысы принявшие анандамид, демонстрировали более высокие реакции удовольствия на сахар, чем не принимавшие его. Кажется, что каннабиноид может быть не только радостен сам по себе, но также и увеличивает другой радостный опыт, заставляя мир вообще казаться симпатичным местом. Возможно, это – один из аспектов известного эффекта “поедания сладостей” после окончания действия марихуаны.
Смежная идея заключается в том, что некоторые люди используют воздействующие на психику вещества, чтобы подавить “отрицательное удовольствие”. Джордж Куб, невролог и специалист по мотивации в Scripps, Научно-исследовательском институте в Ла Джолла,в Калифорнии, предположил, что мозг имеет естественную систему ограничения количества удовольствия, которое мы можем чувствовать. Он утверждает, что удовольствие должно быть преходящим, или люди, и другие животные стали бы настолько поглощены им, что станут жертвой первого попавшегося хищника. Куб думает, что мозг имеет способность сброса – своего рода механизм “анти-удовольствия”. Что если эта система воздействует на другую? Он говорит – “Некоторые люди ищут чрезмерное удовольствие, потому что они рождены со слишком большим анти-удовольствием”. “Они могут употреблять наркотики, чтобы чувствовать себя нормальными. ”
Но интоксикация – это нечто большее, чем простое массирование наших схем удовольствия. Некоторые измененные состояния, считает Сигэль , имеют утилитарную ценность. Так, многие животных естественно ищут лекарственные растения, типа антибиотиков или рвотных средств, мы же стремимся лечить лекарствами наше сознание.
Когда мы взволнованы или чувствуем сильную боль, как эмоциональную, так и физическую, мы ищем транквилизаторы и седативные средства.
Когда мы утомлены или угнетены, мы ищем стимуляторы. Согласно некоторым исследователям, включая Гроба (Grob), лекарственное использование – связующая нить, пронизывающая все формы интоксикаций.
Мотивация лечения лекарствами настроения является распространенной по всему животному миру, утверждает Сигэль, и он, и его коллеги задокументировали тысячи примеров.
Слоны, например, наслаждаются вкусом сбродивших плодов.
Обычно слоны на них не обращают внимания, но если они теряют свою пару (слоны обычно единолюбы), то могут искать забвение в алкогольном опьянении, и даже пить чистый этанол, если исследователи его предлагают. Трудно не заключить, что, подобно людям, они топят свои печали.
Стресс может также привести животных к использованию интоксикантов в качестве некой формы “ухода”.
Во время сильного стресса, слоны более активно ищут алкоголь.
К этому также может привести и страх. Во время Вьетнамской войны, Сигэль и его команда снимали фильм о водном буйволе находящемся на грани зависимости от опиумного мака.
И животные используют не только депрессанты: есть многочисленные свидетельства, что козлы опьяняют себя стимуляторами типа кофейных зерен и травяного амфетамина кхат.
Лечение депрессантами можно довольно легко понять, но есть другие интоксиканты, понять употребление которых труднее. Это – галлюциногены, использование которых нельзя легко объяснить только идеями выживания.
Большинство животных активно избегает этой категории интоксикантов.
Несмотря на это, некоторые исследователи полагают, что психоделики у людей могут иметь лекарственный эффект.
Доблин (Doblin), например, твердо уверен, что измененные состояния, которые они вызывают, могут быть полезны для поддержания умственного здоровья.
Галлюциногены – и до некоторой степени гашиш и MDMA – позволяют нам временно уйти от действительности, управляемой логикой, эго и временем, и исследовать другие аспекты нашего сознания. Он утверждает: “Мозг функционирует лучше всего, когда имеет доступ к измененным состояниям”.
Это звучит подобно туманным речам хиппи, но есть множество очевидных свидетельств в медицинской литературе, что галлюциногены эффективны в отношении мозговых расстройств, включая страх, ПТСР, стресс, алкоголизм и склонность к героину.
Большая часть этих исследований была проведена в 1950-ых, но сейчас в этой области наблюдаются признаки возрождения. Гроб (Grob) недавно получил разрешение на апробирование псилоцибина, как средства лечения стресса у неизлечимо больных раковых пациентах, также продолжаются исследования использования псилоцибина для лечения неизлечимых случаев навязчивого компульсивных расстройств и MDMA при серьезных посттравматических стрессах.
Несмотря на это лекарственные свойства не причём, при объяснении, почему люди принимают психоделики. Сигэль открыл, что он может приучить обезьян добровольно курить ДМТ, когда они находились в ситуации сенсорной депривации. Он уже приучил трех макак резуса курить никотин в качестве награды, изучая его эффекты.
Когда он совмещал курение табака с ДМТ, они сначала пробовали это, а затем избегали. Но после нескольких дней в темноте, без стимулов, обезьяны начали добровольно курить ДМТ. Они перестали хвататься, и начали преследовать несуществующие объекты и скрываться от невидимых опасностей. “Это было первой демонстрацией нечеловеческого примата, добровольно принимающего галлюциногенный наркотик,” – говорит Сигэль: “У нас тот же самый мотив – осветить наши жизни химическими проблесками другого мира”. Скука, как она есть, заставляет животных экспериментировать, даже когда опыт в целом не позитивен.
Тот же самый мотив поиска нового или избегания скуки может объяснить, почему люди используют наркотики, которые имеют отрицательные эффекты.
Например, РСР, который некоторые считают самым опасным запрещенным наркотиком, является “диссоциативом (разобщающим)”. Среди его бесчисленных эффектов – нечувствительность, потеря координации, паранойя, галлюцинации, острое беспокойство, колебания настроения и психозы. Но для некоторых людей измененное состояние сознания стоит того – РСР был чрезвычайно популярен в США в 1970-ых. “Люди говорят, что им нравилось чувствовать себя другими или интересными, ” – говорит Сигэль. “Когда нет ничего другого, что можно сделать, люди используют что угодно, лишь бы чувствовать себя другими”.
В некоторой степени поиск нового – основной мотив поведения . Литература по детскому развитию показывает, что, как только младенцы больше не хотят спать, не голодны и не хотят пить, они исследуют и ищут новый опыт. Они двигаются, засовывают предметы в рот, трогают предметы, пробуют на вкус и колотят ими друг о друга.
Без этого мотива они не изучили бы ничего в окружающем мире. Возможно, этот дух исследования просто переносится во взрослую жизнь в разных формах.
Есть другой мотив, который также, вероятно, играет роль: риск. Для некоторых людей риск сам по себе приносит положительные эмоции. Согласно Кубу, это возможно, происходит из некоторых индивидуальных различий центров удовольствия мозга.
Для травоядных животных всегда существует риск быть атакованными хищником. Другими словами, есть конфликт между поиском новых пастбищ и риском. Развитие построено вокруг этой загадки, делая новое, полезным и радостным.
Удовольствие, волнение, терапия, новинка: в этом ракурсе, желание интоксикации отличается от его стандартного изображения как патологического мотива, который должен быть подавлен прежде, чем приведет к болезни, зависимости и нищете.
Все же происходящие споры о наркотиках, алкоголе и табаке, кажется, не могут признать, что в опьянение вообще есть что – либо положительное. Вместо этого происходит бесплодный спор между прогибиционистами и теми, кто хочет уменьшить вредные эффекты наркотиков, например, делая героин, доступный по рецепту. Обе группы базируются на утверждении, что воздействующие на психику вещества, бесспорно, являются вредными, но не соглашаются в том, что с этим делать.
Некоторые активисты, однако, начинают приводить доводы в пользу прямо противоположного отношения к интоксикации. Один из заметных оппонентов в этих дебатах – Ричард Глен Боир, директор Центра Познавательной Свободы и Этики в Дэвисе, Калифорния. Он верит, что опьянение – не только часть человеческой природы, это – основное человеческое право. “Почему незаконно изменять свой стиль мышления?” – Он спрашивает: “Пока Вы не делаете ничего плохого кому – либо, то что Вы делаете с вашим собственным сознанием, является столь же частным как, и то что Вы делаете в вашей собственной спальне.” Боир защищает принятие закона, который позволил бы людям экспериментировать с воздействующими на психику веществами дома или в определенных общественных местах. Он говорит: “Это – право людей исследовать полный диапазон сознания, и наша обязанность как общества обеспечить это, ” говорит он.
Некоторые ученые двигаются в том же направлении, утверждая что вместо подавления, медикализации и криминализации нашего основного мотива испытывать измененные состояния, мы должны создать более безопасный, более здоровый ивариант, короче говоря, убрать “яд” из интоксикации.
Подход, утверждаемый Сигэлем состоит в том, чтобы модифицировать существующие наркотики, чтобы сделать их лучше, с более короткими эффектами и отсутствием зависимости. “Что бы было, ” – говорит он, – ” если бы мы имели наркотик, подобный алкоголю, который бы не вел к насилию, эмбриональному повреждению, болезням печени, который был бы безопасен, не будет вести к зависимости и никогда не вызовет негативных побочных эффектов.
Что неправильно в этом с медицинской точки зрения?
Возможно, мы даже рекомендовали бы этот заместитель алкоголя в качестве расслабления”. Мы можем даже создать абсолютно новые химические вещества, которые позволят нам испытывать все удовольствия, острые ощущения и приключения интоксикации без негативных сторон. “Это – не научная фантастика, ” – говорит Сигэль. “Цивилизация в конечном итоге пойдет в этом направлении”.
Возможно, это было бы самым большим вкладом, который может быть внесён в полное понимание инстинкта интоксикации – набросок общества движущегося от иррационального положения санкционированного кофеина, алкоголя и табака при ведении “войны” против других воздействующих на психику веществ. Дэвид Ленсон, социальный теоретик в Университете Штата Массачусетс в Amhurst и автор книги “О Наркотиках”(1995), акцентирует на этом внимание, сравнивая войну с наркотиками с попытками уничтожить гомосексуализм: оба базируются на неполном понимании человеческой природы.
Сигэль, также, видит аналогию с сексом. “Мы не можем ожидать, что проблема СПИДа будет решена, если объявить вне закона секс, ” – говорит он. – “Мы должны фармацевтически обеспечить безопасность и здоровье, потому что люди не собираются говорить нет.”
©Автор текста Элен Филлипс Грэм Лотон.
перевод: maijin, я не я
(c) www.psycity.ru 2005
.gif)
