Это история человека, который, пройдя через многие испытания, сумел остаться личностью. Макс – бывший наркоман, который не понаслышке знает о “национальных особенностях” наркологического лечения в России. Он же – бывший заключенный, на своей шкуре отведавший того, что в международном праве именуется не иначе как “пытками” и “бесчеловечным обращением”. Один из немногих счастливчиков, кто при сочетанном диагнозе ВИЧ+туберкулез сумел не только выжить в тюрьме, но и добиться амнистии по состоянию здоровья. Это человек, которому хорошо известно, что в нашей стране не получается просто жить – за жизнь здесь нужно бороться. Читайте интервью курского ВИЧ-активиста, Максима Шмелева.
Никто не должен подвергаться пыткам или жестоким, бесчеловечным
или унижающим его достоинство обращению и наказаниям
(Всеобщая декларация прав человека, статья 5).
Это история человека, который, пройдя через многие испытания, сумел остаться личностью. Макс – бывший наркоман, который не понаслышке знает о “национальных особенностях” наркологического лечения в России. Он же – бывший заключенный, на своей шкуре отведавший того, что в международном праве именуется не иначе как “пытками” и “бесчеловечным обращением”. Один из немногих счастливчиков, кто при сочетанном диагнозе ВИЧ+туберкулез сумел не только выжить в тюрьме, но и добиться амнистии по состоянию здоровья. Это человек, которому хорошо известно, что в нашей стране не получается просто жить – за жизнь здесь нужно бороться. Читайте интервью курского ВИЧ-активиста, Максима Шмелева.
Меня зовут Макс, мне тридцать один год, живу в Курске. Родом я из Москвы, до двадцати двух лет прожил в этом городе. Наркотики начал употреблять лет в четырнадцать: сначала что попроще и подешевле – «черняшку», в основном, травку покуривал. В шестнадцать начал употреблять героин. А когда мне исполнилось девятнадцать, я впервые попал в тюрьму.
Как ты начал употреблять наркотики?
Мне было интересно попробовать что-нибудь «этакое». Начал я с травы. Потом узнал, что есть кое-что посильнее — то, чем можно поменять свое сознание, и действует оно иначе, чем трава. Я попробовал «черняшку», и мне так понравилось, что я моментально начал торчать. А в 96 году заболел гепатитом — в девятом классе, мне тогда лет пятнадцать-шестнадцать было. У меня оказалось два вида гепатита сразу: В и С. Я попал в больницу. Испугался ужасно – не столько В гепатита, сколько С, – погнал, что скоро умру.
К этому моменту у тебя была какая-то информация о профилактике гепатита?
Вообще, когда я узнал о своем диагнозе, то стал сразу всю информацию собирать по этой болячке. Я терроризировал всех врачей в больнице. Я лежал на Соколе, в первой [инфекционной больнице]. Там же еще половина нашего двора из Алтуфьево лежала. Поступил я с диагнозом «гепатит В», а дней через десять мне объявили, что у меня, помимо В, еще и С впридачу. Меня продержали сорок дней, никаких выписных анализов не дали. Мама, царствие ей небесное, забрала меня под расписку. Врачи назначили реаферон в уколах. Лечение помогло, но… только от гепатита В. Гепатит С я вылечить не смог. Я перестал употреблять все наркотические вещества — примерно полгода был полностью чист, сидел на жесткой диете. И может, все кончилось бы хорошо, и я бы соскочил, но вышло иначе. Как-то раз заглянул ко мне один приятель (его сейчас в живых нет – умер от передоза) и говорит: «Слушай, новый кайф появился! Приход от него, как от черняшки, только он как бы очищенный, то есть вреда для твоей печени никакого», – и показывает мне белый такой порошок. Ну я и развелся на эту фишку, снова начал потихонечку употреблять. Сначала по выходным, потом еще и по праздникам, потом вообще через день — всё думал, что я контролирую ситуацию. Влез, в общем, в систему героиновую плотно. Пытался устраиваться на работу, но куда ни устраивался, везде неприятности. Долго нигде не держался: меня либо увольняли, либо я сам уходил. Деньги были нужны постоянно, их всегда не хватало, а заработать не получалось. Что дальше — всем понятно…
Стал воровать?
А что мне оставалось? Мелкими кражами занимался — на раскумарку. Воровал все, что плохо лежит. Сначала стал подворовывать вещи из дома: вынес якобы в ремонт видеомагнитофон, «дал послушать другу» стереосистему. Потом вещи кончились, и я стал красть деньги. Когда дома взять было уже нечего, пришлось «расширять круг». Я тайком уносил все, что можно было, со складов, где работал; кидал таких же, как и я – брал деньги за товар и скрывался. Да много всякого… А потом я лег в 17-ю наркологическую больницу, мне тогда уже семнадцать исполнилось. Я как раз кинул барыгу, героина было достаточно, я пришел домой и говорю: «Мама, я не могу так больше, мне надо лечиться». Заначил свой героин в мыло жидкое, мне вызвали скорую, и я поехал в 17-ю. Там меня ввели в состояние сна. А когда я проснулся, проторчал весь героин с друзьями за один раз — друзья, понятно, нашлись сразу. И начал ждать, пока меня выпишут. Курс лечения составляет двадцать один день, но у меня было ощущение, что я провел там целую вечность. Как-то раз галоперидол мне вкололи, подумали, что я дверь выломать пытался. Но это по ошибке произошло: на самом деле я ничего не ломал, я вообще спал в это время.
А зачем колют галоперидол ?
Наказывают так. Если ты провинился в чем-то, будут галоперидол колоть. Ощущения от него ужасные. Все тело словно выкручивает — вот как белье выжимают. Не знаю, лично я готов был отдать все на свете, даже никогда в жизни не колоться, но чтобы меня отпустило! Мышцы судорогой сводит все, и ты ничего сделать не можешь. Голова назад закидывается, такое ощущение, что мышцы сокращаются, и всего тебя крючит. Позвоночник выкручивается. Ноги. И слюни текут. А расслабиться вообще не можешь. Всё сжимается, все мышцы, тело в судороге. И пока ты циклодола не выпьешь, тебе не полегчает. Меня укололи часов в 11, с утра. Сначала он действует как снотворное, а потом начинаются побочки, когда тебя крутит. Часа через четыре я не выдержал, и истерику закатил. Ну как «истерику»… Так, что-то промямлил, мол, не могу больше, сейчас вообще вены вскрою, делайте что-нибудь.
Это больно?
Больно — не то слово! Это просто жутко! И ты же не контролируешь свое тело вообще, тебя просто скручивает в судорогах! Неприятная вещь, мягко говоря…
Так ты говоришь, галоперидол не в лечебных целях вводится?
Нет, не в лечебных, точно. Это — наказание. Насколько я знаю, в лечебных целях галоперидол всегда вводится с циклодолом, совместно, чтобы не крутило. То есть его могут давать в медицинских целях, но в комплексе с другими препаратами. Так вот, я им говорю, что вскроюсь сейчас. А медсестры смеются надо мной, отвечают, мол, от этого еще никто не умирал. Меня такое отношение просто взбесило, а поделать-то ничего не могу! Прослезился там реально, да и поковылял обратно. Единственным моим желанием было выйти из больницы. И вмазаться! Никаких иллюзий, что меня там вылечить могут, не было. Просто я реально сбил себе дозняк, и колоть теперь буду меньше, а приходы испытаю намного сильнее, чем у меня были на системе. Только я вышел, и в первый же день замутил и вмазался. И все поехало по-старому.
Когда мне было восемнадцать лет, у меня умерла мать. Меня нашел отец и начал мне помогать. Потом у меня появились первые деньги. Я опять начал сильно торчать, украл у бабушки кольцо. Отец от меня отвернулся. Потом я попал в тюрьму, дали мне два года за квартирную кражу. Отсидел год, вышел по амнистии. Там узнал, что у меня ВИЧ.
Есть предположения, как ты инфицировался?
Понятия не имею. Может, половым путем, может, через иглу. Я-то думал, что это меня не коснется, это ж с кем угодно, только не со мной. Весь круг общения, всех, с кем колюсь, я знаю, ребятам доверяю – СПИДу взяться просто неоткуда! А оно вон как получилось…
Ну вот, освободился, встал на учет на Соколинку. Чувствовал себя хорошо, поэтому в лечении не нуждался. Переехал за город, и решил больше не торчать: вот реально, принял решение начать новую жизнь. Я хотел найти работу, следить за своим здоровьем. И просто нормально жить, как все люди. В Москве у меня была квартира, я собирался ее разменять, мне в этом родственники помогали. Процесс затянулся очень надолго, все время возникали какие-то проблемы… А потом я узнал, что выписан из Москвы, прописан в Курске в какой-то деревне, и остался практически вообще безо всего. Квартиру мою продали, а денег я не получил с этого ни копейки. И на работу устроиться не мог, потому что у меня не было паспорта. Я понял, что в свои двадцать два года остался ни с чем: без квартиры, в глухой деревне, без документов — реально бомж. Мне просто сорвало крышу, и я пошел бухать и колоться, начал подтарчивать опять. Не получилось новой жизни… Я настолько потерялся, в таком был отчаянии, что перспектива совершить серьезное преступление меня не пугала. Ну я и принялся чудить: несколько угонов, кража, поджог, драки. Страх потерял, обнаглел — деньги на ксероксе распечатывал и с этими фальшивками в магазин ходил. Понимаете, мне казалось, что это всё. Предел. Впереди только пустота, от жизни ничего хорошего ждать нечего — и от страха и обиды я озлобился, пошел вразнос. Конечно, долго так продолжаться не могло: меня поймали и дали пять лет. Курская тюрьма, ВИЧ-отряд. И снова мне не повезло: не нашел общего языка с администрацией. За мной какие-то постоянно нарушения находили, вечно придирки были необоснованные. Ну, например, мне очень плохо, я пытаюсь прилечь, а на меня пишут докладную и сажают в изолятор.
За что?
Ну, объясняли это тем, что по режиму не положено лежать на кровати. После подъема ты должен просто ходить. У нас там локалка была, метра два на четыре. Это такое внешнее помещение, где можно гулять. Но если белье повесишь, то ходить уже не получится. И на двадцать человек одна тридцатиметровая комната. Встаешь с утра, идешь на зарядку, после зарядки тебя заводят в этот каменный мешок, а делать там целый день нечего. Ну то есть можно походить туда-сюда, телевизор посмотреть, на табуретке посидеть. А вот на кроватях лежать по режиму не положено. Чтобы получить право прилечь, нужно записаться в секцию дисциплины и порядка. Ну или еще каким-то образом «посотрудничать».
Что это за секция?
В нее набирают людей, которые якобы должны смотреть за порядком: чтоб никто не лежал в неположенное время, чтобы не мусорили, курили только в специально отведенных местах. Но по сути эта секция — прихвостни администрации. Жестокие, озлобленные люди: за «хорошую» работу им обещано УДО (условно-досрочное освобождение), вот они по костям и идут на свободу. Когда я там появился, мне начали рассказывать, как тут все одной семьей живут, правила соблюдают и порядок поддерживают. Да я только обрадовался! Но очень быстро понял, как все обстоит на самом деле, что одни командуют, а других унижают, и мне это, мягко говоря, не понравилось, я стал протестовать, пытался жить «по-честному». Вот за что меня невзлюбили, писали докладные и сажали в изолятор.
Там я туберкулез и заработал. Это же штрафные изоляторы, поэтому условия там, прямо скажем, не курортные. Крохотная такая комната, стены, пол — цементные. На окне решетка, по стенам шконки — или две, или четыре. Бывают изоляторы побольше, по ним хоть походить можно, а есть и совсем маленькие — не повернешься: в таких кровать днем к стене пристегивается, а из обстановки только и есть, что столик да табуретка к полу приваренная. Я когда в такой попал, ко мне пришли с утра, в пять, и забрали матрас, а кровать пристегнули — и всё, до десяти вечера не прилечь, режим такой. Кормили три раза в день, но не по моей диете, а перевели на общую. Кто болен, тем питание нормальное дают: мясо, масло, молоко приносят, сахар тоже. А по общей… всего уже не помню, но, например, масла им не положено — маргарином заменяют, пшенку на воде варят. Я в санчасти спрашиваю, почему меня так плохо стали кормить, а они отвечают: «Ну а как ты хотел — ты наказан». То есть получается, что в зоне у меня есть ВИЧ, я больной, и условия для меня соответствующие, а как в изолятор перевели, так я что, сразу выздоровел? Ну в общем, удалось мне их убедить, стали кормить нормально, и даже матрас не забирали.
Так почему у тебя туберкулез появился?
Сыро было там. И холодно. А у меня ВИЧ, иммунитет снижен — в общем, вполне закономерно, в таких-то условиях. Мало того, меня еще запугивали, давили на психику. Вызывают в оперчасть и говорят, что если не буду «хорошо себя вести», то умру здесь от туберкулеза, ну или хлорочки мне в еду насыплют. Понятно, что меня не специально заразили, это у них методы такие: застращать, чтоб заставить делать то, что им нужно, чтоб человек не качал права, а жил по тамошним правилам. Ни о какой гуманизации, про которую тогда часто писали в СМИ, и речи не было. Как-то раз у меня заболел зуб, а нас, вичевых, лечить отказывались, боялись, наверное. Я написал жалобу, и тогда меня направили к стоматологу. А врач этот сделал мне какой-то укол в десну, от которого у меня словно ожог случился: слизистая вся почернела, и я долго есть не мог, только бульон пил. Ну всё постепенно зажило, и я снова к этому врачу пришел, долечиваться. Я правда думал, что так получилось из-за слабого иммунитета, а вовсе не оттого, что он мне специально навредить хотел! А врач тихо так, сквозь зубы говорит: «Тебе что, мало? Еще хочешь? Давай-давай, можешь еще жалобу написать». Ну и я конечно все понял, и больше не просил мне зубы полечить.
А с туберкулезом такая история. Сначала плохо себя почувствовал, аппетит пропал, рвало постоянно, лимфоузлы по всему телу вылезли. Потом начал кашлять. Раз в полгода в зоне делают общезоновскую флюорографию, и меня повели на тубанар. Сделали снимок, на нем оказались затемнения. А мне все хуже и хуже. Начальник санчасти пришел на проверку и говорит, что у меня туберкулез и мне нужно идти на повторный снимок. А когда пришли результаты, мне сообщили, что это был дефект пленки, и у меня все хорошо, а мое состояние — ну, там, лимфоузлы по всему телу, – так это характерно для ВИЧ. Тем временем состояние мое все ухудшалось. И тут мне повезло: выпросился в больницу на этап. У нас там женщина, врач областной больницы, была (а больница областная, специализированная — туда с зон людей привозят со всей области), и я прямо к ней пошел, рассказал, как плохо себя чувствую, и попросил сделать рентген. Сделали. Выяснилось, что у меня нет верхней доли правого легкого. Туберкулез. Инфильтративный.
А почему на зоне не диагностировали?
Я не знаю, почему. Туберкулез же протекает атипично у ВИЧ-положительных людей — может, и правда, подумали, что это дефект пленки. Хотя все симптомы туберкулеза у меня проявлялись очень четко. А может, решили, что туда мне и дорога. Такая «зачистка» своеобразная: заключенный загибается — ну и не будем ему мешать. Ко мне ведь не приезжал никто, было понятно, что никому я не нужен, никто не станет беспокоиться, если умру. Так вот, когда все-таки поставили диагноз «туберкулез», перевели меня в туббольницу. Ничего не могу сказать, там ко мне относились хорошо. Но лимфоузлы расти продолжали, и когда приехала врач с воли, из центра СПИДа, то рекомендовала мне сделать биопсию лимфоузлов. Она поинтересовалась, делают ли такую процедуру на тубанаре, ей ответили, что делают. Я обрадовался, конечно. Она уехала, прошел месяц, другой, а про биопсию что-то не слышно. Я пошел к врачу, а он так удивленно: «С чего это ты взял, что тебе биопсию должны сделать? У нас такой услуги вообще нет. И никому я ничего не говорил». В итоге меня опять этапировали в областную больницу, где мне сделали наконец биопсию и «генерализованный туберкулез» поставили. А это уже актировочный диагноз. Но я думаю, что если бы у меня не было приказа на руках об актировке по этому диагнозу, меня бы, наверное, не актировали вообще. Надо понимать такой момент: актировать заключенного — значит, признать, что состояние его здоровья под угрозой, и по этой причине отбывать наказание он больше не может. То есть уровень медицинской помощи и условия содержания были такими, что фактически человека чуть не убили. Кому ж охота такое признавать, отвечать за это?! Вот смотри, в норме актировка должна длиться десять дней. А я ждал десять месяцев! За это время двое людей, которые ждали актировки, как и я, просто умерли. Не дождались. А мне повезло. К тому же врачи — и в областной, и в СПИД-центре, – мне помогали, за что спасибо им огромное. Мне дали третью группу инвалидности. Меня вывели на суд и актировали. Но в документах — они у меня сохранились, кстати, могу показать, – мой рост переврали на двадцать сантиметров, а вот вес указали настоящий: 1 м 64 см при весе 64 кг. То есть на деле-то я скелет, обтянутый кожей, а по документам — упитанный крепыш. Видать, решили не портить себе какие-то показатели.
Я вышел, и сразу лег в туббольницу. Там меня уже нормально лечили: давали таблетки, ставили капельницы. Но без жалоб и заявлений все равно не обошлось. Ну то есть противотуберкулезными препаратами обеспечивали, конечно, а вот дополнительные лекарства приходилось выпрашивать. Ведь это лечение очень тяжелое, у меня печень просто не выдерживала, и для нее нужны были дополнительные лекарства, а они в «обязательную программу» не входят. Но это все мелочи, лекарство получить — вот попасть в эту больницу было по-настоящему трудно! Я ведь в Курске очутился по этапу, до того в этом городе и не был никогда. К тому же паспорт в зоне мне не выдали — спецчасть его сделать не успела. Поэтому транспортировать меня в «вольную» больницу официально не могли. Вот и оказался я за воротами тюрьмы со справкой об освобождении и двумястами рублями в кармане. А температура под сорок, еле на ногах держусь и цвета такого… как молодая травка по весне. Да еще шея вся в свищах, опухшая, голову не повернуть — одно слово: красавец! Ну а что делать? Не помирать же тут, я ж только на волю вышел, обидно как-то. Расспросил прохожих, узнал адрес СПИД-центра, и поехал. Прихожу к врачам, а они глазам своим не верят: человек в таком состоянии умудрился до них на своих двоих добраться! По-быстрому оформили меня в тубдиспансер… вот так я и очутился в вольной больнице.
Как долго ты там пробыл?
Долго. Года полтора. Четыре операции перенес. Встретили меня там не очень-то приветливо. Информация о моем диагнозе и месте предыдущего «проживания» по всему отделению разнеслась очень быстро. Всё бы ничего, да больно уж девушки от меня шарахались. Ну а если серьезно, то реально тяжело было первые пару месяцев. Хотя после того, что я перенес на зоне, это в общем-то был детский лепет. Ну пошепчутся, поахают, да и привыкнут. А куда им деваться — я ж тут надолго. Но и я тоже времени зря не терял, проводил «разъяснительную работу»: спокойно, без нервов, по много раз рассказывал людям, что такое ВИЧ, как с ним живут, что все совсем не так страшно, как это принято думать. Ну и про образ жизни мой бывший — что поменял я его, к прежнему возврата нет. А это и правда так.
В промежутках между операциями выбирался в город, улаживал свои проблемы с жильем, с документами. А еще пытался найти группу. Но никакой группы в Курске тогда и в помине не было.
И ты ее создал?
А мне ничего другого не оставалось, честно говоря. Сначала мне не доверяли. Когда я впервые появился в СПИД-центре с идеей создания группы, ко мне отнеслись очень прохладно. Сказали, подождем, да поглядим, нужно подумать. Опасались, наверное, что я примусь за старое. Но прошло время, я зарекомендовал себя, мой телефон стали давать пациентам, ко мне обращались люди с самыми разными проблемами. Постепенно сложился круг общения, я нашел не только единомышленников, но и настоящих друзей. Мы стали собираться группой, и всем это очень понравилось. А через пару месяцев о нас услышали в Москве. Ребята из Всероссийской общественной организации «Объединение ЛЖВ» предложили нам съемки в телепередаче «СПИД. Скорая помощь» – в той, что Лысенков вел, бывший «сам себе режиссер». И для нашей группы это была отличная реклама, конечно. После выхода программы мы, можно сказать, обрели статус! Денег, правда, нам не дали, но зато обещали поддержку и покровительство. Глупо было бы этим не воспользоваться — вот так у нас появилось собственное помещение: кабинет в СПИД-центре, прекрасно оборудованный. Там мы проводим равное консультирование, туда же приходят люди на группу. Когда нужно организовать тренинг — тоже помещение предоставляют без проблем. В общем, мы очень выросли и изрядно укрепили позиции! Отдельное спасибо Жеке Писемскому за то, что он помогал в организационных моментах на стадии становления и помогает до сих пор.
В 2007 году от Фонда по готовности к лечению[1] мы как инициативная группа получили первый грант — на «Развитие активизма и групп взаимопомощи» – и начали работать. В настоящее время занимаемся адвокационными проектами, развиваемся. За 2010 год в организацию за помощью обратились 235 человек, преимущественно сами ВИЧ+, но также их близкие и родственники. Чем мы можем им помочь? Оказываем паллиативную помощь, доставляем лекарства. Содействуем в реабилитации наркозависимых, проводим с ними занятия — как групповые, так и индивидуальные. Выявляем и предотвращаем перебои. Брошюры информационные печатаем… Да много чего еще! Я не буду тут подробно описывать всю нашу деятельность и перечислять все заслуги и достижения — это, скорее, тема для годового отчета.
Что же касается меня лично, то… наверное, можно просто сказать: у меня все хорошо, я живу той жизнью, о которой когда-то так мечтал. Сейчас у меня есть семья: жена и маленькая дочь. С женой мы вместе уже три года и, кстати, она ВИЧ-отрицательная! Родители жены про мой статус знают, про сроки и наркотики им тоже известно. К сожалению, не от меня — узнали из старой газеты… Ух, нелегко нам пришлось тогда! Но это уже другая история. В настоящее время растим дочь, решаем жилищный вопрос и не падаем духом. Чего и вам всем желаем! И самое главное: помните, что каждый из нас — хозяин своей жизни и своей судьбы. Какие бы трудности не вставали на вашем жизненном пути, никогда не сдавайтесь. И наградой вам будет тот мир, который вы построите сами.
P.S. Я мог бы написать обо всех этих событиях более развернуто, захватывающе, но тогда получилась бы уже целая книга. Быть может, очень интересная книга. Но формат сайта накладывает свои ограничения. Однако если у кого-то возникли вопросы, вы всегда можете задать их мне лично: [email protected]. Пишите, пообщаемся!
Интервью провела: Аня Саранг
Редактура: Олеся Пиуновская
rylkov-fond.ru
.gif)
