ОПИОИДЫ БУДУЩЕГО

«Если бы мы могли нюхать или глотать некую субстанцию, которая на пять-шесть часов в день избавляла бы нас от чувства одиночества, проистекающего из осознания нашей индивидуальности; примиряла бы с нашими ближними, погружая в состояние, имя которому – возвышенная экзальтация любви; и делала бы жизнь, во всех ее аспектах, не только достойной продолжения, но божественно прекрасной и значительной; и если бы этот небесный, преображающий мироздание наркотик имел такое свойство, что на следующее утро ты просыпался с ясной головой и неповрежденным организмом, то, мне кажется, все наши проблемы (а не только незначительная проблема обретения нового удовольствия) были бы полностью решены, и земля стала бы райским садом».

Олдос Хаксли (1894 — 1963)

Рождение нового поколения

Значительное меньшинство людей чувствует себя по-настоящему хорошо только под воздействием опиатов. Поэтому они занимаются самолечением – берут на себя ответственность за собственное ментальное здоровье, отрицая медицинскую ортодоксию.
Морфиноподобные вещества критически важны для достижения «базисного гедонистического тона», т. е., хорошего самочувствия.
Однако практическое изменение терапевтических методов, основанное на понимании того, что расстройство эндогенных (внутренних) опиоидных систем вызывает целый спектр тревожных расстройств и депрессию, – пока слишком радикальный сценарий, чтобы его рассматривал медицинский истеблишмент.
Соответственно, использование фармакотерапии на основе опиатов с целью избавления от «психологической» боли остается табу. Официальная медицина закрывает глаза на уникальную способность опиоидов устранять ментальный дискомфорт. При этом другое их уникальное свойство – способность устранять боль – неохотно принимается.
Высоко избирательные, локального действия дизайнерские наркотики и новаторская генная терапия могут обогатить и усилить наши природные опиоидные функции и произвести революцию в области ментального здоровья. Она может случиться в этом столетии, или в отдаленном будущем.
Терапевтическое вмешательство, направленное на опиоидные пути, потенциально повысит качество жизни даже для номинально «здоровых» людей. Не в последнюю очередь потому, что в будущем, с возникновением более просвещенных стандартов здоровья, нас всех могут признать психически больными.

Однако сегодня власти тратят огромные ресурсы на преследование «преступных» пользователей наркотиков. Многие люди, «злоупотребляющие» наркотиками, чувствуют себя хорошо исключительно благодаря «не терапевтическому» использованию опиоидов.
Этих людей стигматизируют, клеймят и делают из них преступников в ходе тщетной Войны с Наркотиками. Жертвы инквизиторской кампании по «борьбе с наслаждением» (эта борьба является ничем иным, как нарушением прав человека, которое санкционирует медицина) – сотни тысяч нарко-«преступников», заключенных в ГУЛАГе – должны, как официально предполагается, поверить в то, что их дискомфортное состояние в тот период, когда они сохраняли «невинность» в отношении наркотиков, было «нормальным», «натуральным» и ментально здоровым.
В ходе необдуманной Войны с Наркотиками государственная машина, пытаясь удушить производство и распространение наркотиков, бросает на ветер гигантские ресурсы.
Когда эти усилия увенчиваются временным успехом, отсутствие наркотиков вынуждает их потребителя страдать; он испытывает ломку, с такими характерными признаками, как раздражительность, равнодушие к радостям жизни, а иногда и сильная физическая боль.
Негативные последствия вынужденной нехватки опиоидов призваны продемонстрировать вероятные «пагубные последствия» легального доступа к опиодам.
Пользователей, попадающих в тиски преступного «правосудия», заставляют принимать налтрексон и его аналоги. Подобные «лекарства» вызывают тоску, раздражительность и суицидальные настроения.
Даже в тех странах, где признается, что многие потребители опиоидов заведомо страдают тревожным расстройством и нуждаются в неотложной помощи, несчастным вместо нее подсовывают третьесортные психотропные препараты.
Меньшинство находит такие лекарства эффективными. Частое использование лицензионного антидепрессанта лучше, чем ничего, однако даже в контексте контролируемых клинических испытаний с высокими дозами и искусственно высокими показателями соблюдения больным режима и схемы лечения, процент положительного клинического ответа крайне редко превышает отметку в 70%. Уровни полного устранения симптомов депрессии гораздо ниже – приблизительно 25-30%.

Особый интерес представляют препараты, известные как дофаминергики. Дофамин (или допамин) – это нейромедиатор, вырабатываемый в мозге человека и служащий элементом «системы вознаграждения» мозга. Его часто называют гормоном радости, удовольствия.
Дофаминергики повышают уровень нейротрансмиссии дофамина по всему мозгу. Также, дофаминергики действуют, как анальгезирующее средство. Они способны устранять состояние апатии, вызываемое определенными антидепрессантами и опиоидными агонистами.
Однако Управление по контролю за продуктами и лекарствами препятствует выдаче лицензии на производство эффективных блокаторов обратного захвата дофамина, поднимающих настроение, в самих США, и прилагает усилия к тому, чтобы не допустить их выпуска заграницей. У ведомства вызывают озабоченность такие свойства этих лекарств, как быстрое наступление эффекта (в некоторых случаях), а также легкая психоактивность. Эти особенности порождают опасения «аддиктивного потенциала»; соответственно, запретам, репрессиям и гонениям отдается предпочтение перед просвещением потребителей. Ибо Большому Брату виднее.

Что более спорно, включение в арсенал лекарственных средств опиоидов, адаптированных к нуждам пользователя – ингибиторов энкефалиназы и каппа-антагонистов – может оказаться критическим важным в деле повышения уровней положительного клинического ответа и ремиссии до 100% в ближайшие десятилетия. Грубо говоря, в то время как дофамин выступает медиатором «желания», агонисты мю-опиоидов регулируют «симпатию». Обе системы можно существенно улучшить. Депрессия и дистимическое расстройство зачастую вызваны сбоем в работе опиоидной системы и ангедонией – неспособностью испытывать удовольствие. Зачастую, традиционные «антидепрессанты» даже ухудшают самочувствие людей с таким сбоем.
Однако контролируемые клинические испытания дизайнерских наркотиков, избавляющих от трудноподдающейся лечению острой депрессии, не говоря уже об их использования «нормальными» людьми с «обычными» расстройствами настроения, неизбежны. Использование опиоидов не обязательно укорачивает жизнь: так, хроническое употребление морфина продлевает срок жизни как у позвоночных, так и у беспозвоночных.

Так что же делать?

Если отбросить популярную мифологию, потребители опиоидов не стремятся к бесконечному повышению дозы: как люди, так и подопытные обезьяны, имеющие неограниченный доступ к наркотику, склонны постепенно уменьшать частоту инъекций – до тех пор, пока не приходят к введению стабильной и субъективно оптимальной дозы.
Большинство потребителей принимают героин не для того, чтобы предотвратить абстинентный синдром, но потому, что на героине способны жить лучшей жизнью, чем в болезненном состоянии без него. Однако существование типичного потребителя героина в обществе тотального запрета может быть крайне неприятным и мучительным.

Современные опиоидные наркотики – как натуральные, так и синтетические – несовершенны

Проблема не в том состоянии эйфорического благополучия, которое они способны вызывать, но в их тенденции формировать толерантность, которая больно бьет по карману; в их вероломном свойстве разрушать интеллект; вызывать тошноту; замедлять процесс пищеварения, а также, порой, парадоксальным образом порождать повышенную болевую чувствительность. Что гораздо более серьезно, современные опиоиды в высоких дозах могут вызывать дыхательную недостаточность.

Однако эти проблемы тысячекратно усугубляются в силу нелегального статуса наркотиков в современном обществе. Невозможно гарантировать правильную дозировку, чистоту и регулярность поставок; цены завышены; необходимая гигиена затруднительна; фармакологические познания отсутствуют, хотя должны быть частью обязательного образовательного курса. Потребители опиоидов часто вынуждены совершать преступления, чтобы оплатить фармакологическую терапию, которая должна быть дешевой и доступной. Но они обречены искать состояние ума, которое в один прекрасный день станет их неотъемлемым правом: состояние абсолютного счастья.

Таким образом, в краткосрочной и долгосрочной перспективе нам необходимы более эффективные опиоиды – более безопасные и целенаправленного действия. Подобные опиоиды можно сочетать с антагонистами холецистокинина (например, проглумидом); ингибиторами синтазы оксида азота; блокаторами пероксинитрита, а также, возможно, с улучшенными антагонистами NMDA-рецепторов – коанальгетиками с потенциальным антидепрессивным действием, препятствующими развитию толерантности.
Хотя агонисты мю-рецепторов являются лучшими анальгетиками и эйфоретиками, селективные агонисты дельта-рецепторов и ингибиторы энкефалиназы могут представлять клиническую ценность в качестве антидепрессантов. Разработка центрально-активных и более селективных каппа-антагонистов, блокирующих эндогенное избыточное производство и захват динорфина (этот процесс лежит в основе многих депрессивных расстройств и тревожных неврозов), также является приоритетом.

Между тем, бупренорфин (Buprenex, Temgesic, Subutex), например, однозначно не является панацеей, однако он мог бы помочь гораздо более широкому кругу людей, чем в рамках нынешнего сценария, когда его использование ограничено «детоксификацией» потребителей героина.
Роль бупренорфина в качестве смешанного мю-агониста уменьшает его аддиктивный потенциал в качестве эйфоретика, при этом усиливая его безопасность в случае передозировки. Антагонизм бупренорфина к каппа-рецепторам может служить фактором его эффективности в качестве антидепрессанта.

Даже слабый аналог кодеина трамадол (селективный частичный мю-агонист, анальгетик со свойствами ингибитора обратного захвата норадреналина и серотонина) может быть полезным паллиативом, поднимающим настроение. Слабый, но не совсем незначительный каппа-агонизм ограничивает его терапевтический потенциал. Однако современная медико-правовая опиофобия приводит к тому, что подобное использование категорически не одобряется.

В поисках общества, свободного от наркотиков

В долгосрочной перспективе, независимо от того, насколько эффективным однажды станет фармакологическое вмешательство, мы, скорее всего, чувствовали бы себя лучше, не употребляя наркотики вовсе. Ведь, если бы наше состояние сознания по умолчанию было приемлемым, мы бы не пытались всеми силами его изменить.
Поэтому наши потомки, умудренные познаниями и опытом, могут пойти другим путем – «переписать» геном и наслаждаться пожизненным генетически запрограммированным блаженством. Они смогут «естественным» образом пребывать на вершинах хорошего самочувствия, за пределами нормального человеческого опыта, и это будет стандарт ментального здоровья.
Обогащенная дофаминовая функция наших потомков усилит их «драйв», энергию и волю к жизни, а не только гедонистические наклонности.

Наука будущего столкнется с еще одной проблемой

Чрезмерное потребление опиатов приводит к состоянию «отупения», мягкой дремотной удовлетворенности. Термин «наркотик» происходит от греческого слова, обозначающего оцепенение. Примечательно, что сома в романе Олдоса Хаксли «О дивный новый мир» изображена в виде комбинации опиоида, не вызывающего зависимость, и транквилизатора с минимальным состоянием похмелья после употребления. Таким образом, обитатели утопического мира Хаксли наслаждаются только пустым имбецильным «счастьем», им недоступны высоты жизненных переживаний. В отличие от дофаминергиков, сома не усиливает мотивацию и не делает жизненный опыт более интенсивным. Сому можно использовать в качестве снотворного.

Однако состояние «умиротворенности» – только одна из опций. Мы недостаточно хорошо понимаем, насколько широкие возможности по созданию рая открывает нам биотехнология. Качество нашего сознания можно улучшить благодаря творческой психофармакологии.
Больше того, когда в следующем тысячелетии будет полностью переписан геном, в любой химической манипуляции умами наших потомков может отпасть необходимость. В лучшем случае, традиционные наркотики будут представлять собой дополнительную «тонкую настройку» параметров благополучия, некую декорацию на фоне врожденного состояния блаженства. В ходе подобного перехода к пост-дарвинскому состоянию многообразие социальных взаимодействий «естественным» образом запустит механизм гораздо более богатого выброса опиоидов, чем тот, что имеет место быть в наши дни; причем базовый уровень состояния эмоционального благополучия будет гораздо более высоким.
Однако нынешние запретительные определения ментального здоровья и технические вызовы, сопряженные с широкомасштабным переписыванием генома, делают генную терапию недосягаемой мечтой. В наши дни слишком многие люди являются жертвами пожизненного расстройства настроения, а периоды «легкого» беспокойства, дискомфорта и депрессии поражают сотни миллионов.

Бесчисленные жертвы хронических расстройств обречены вести жизнь, полную ненужных страданий. Виновна в этом законодательно закрепленная опиофобия. Жертвам немыслимой невропатической боли подсовывают пустышку в виде «курсов по лечению болевого синдрома», вместо того чтобы давать им мощные обезболивающие, которых они заслуживают.
Благодаря толике творческой психофармакологии можно решить проблемы толерантности и негативных побочных эффектов хронического использования опиатов уже сегодня. Биотехнология будущего позволит устранить препятствия на пути к избавлению от неприглядных сторон жизни. Остается лишь увидеть, как скоро идеологический багаж прошлого отправится на свалку истории.

Макс Катрич