Доктор Габор Мате (Gabor Mate) известен в Канаде работой с людьми с очень сильными зависимостями. Он работает в Ванкувере, в скандальном центре Insite, где наркозависимым предлагаются чистые иглы и шприцы, оказывается медицинская помощь и предоставляется безопасное пространство для употребления наркотиков.
Канадское правительство пыталось закрыть клинику, но Верховный Суд Канады в прошлом году постановил, что эта попытка противоречит правам человека, так как программа показала высокий результат спасения человеческих жизней. В своей книге, канадском бестселлере «Среди голодных привидений: Близкие встречи контакты с зависимостью» (In the Realm of Hungry Ghosts: Close Encounters with Addiction), Мате выступает за отношение к зависимым, основанное на сострадании. При этом, число сторонников такой позиции в мире растет. Майя Салавиц из секции журнала Time о здоровье Time Healthland поговорила с Мате о причинах и последствиях зависимости и способах отношения к ней.
– Как вы определяете зависимость?
– Зависимость – это поведение, от которого человек не может отказаться, связанное с пристрастием к чему-либо и временным облегчением вследствие получения этого, а также с долговременными отрицательными последствиями для организма такой практики. Заметьте, я ничего не сказал о веществах – потому что зависимостью считается абсолютно любое поведение, основанное на страстном влечении, с негативными последствиями, которое человек не может контролировать. Зависеть можно от чего угодно. В любом поступке или поведении – сексе, азартных играх, шоппинге, работе или употреблении веществ задействованы одни и те же схемы работы мозга, система поощрения, психологическая динамика и духовная пустота. Люди просто переключаются с одного на другое. Для меня вопрос стоит не так – употребляете ли вы что-нибудь. А вот есть ли у вас пристрастие к этому? Нужна ли вам доза для облегчения? Имеет ли это негативные последствия для организма? Ответы на эти вопросы определяют зависимость.
– Верите ли вы, что в основе любой зависимости лежит травма?
– Я считаю, что детская травма или эмоциональная недостаточность создает универсальный паттерн для зависимости. Также это зависит от определения травмы. Если определять травму как некое сильное трагическое переживание, то смерть родителей, насилие в семье, надругательство или другие виды травмы в привычном понимании пережил не каждый зависимый. Но есть и другое определение травмы. Д. Винникот (D.W. Winnicott), детский психолог из Британии, считает, что есть два типа событий в детстве, которые оказывают на ребенка неизгладимое впечатление: когда происходит что-то, что не должно было произовйти (это травма в классическом понимании), и когда не происходит чего-то, что должно было случиться. Дети одинаково травмированы обоими видами этих переживаний. Например, когда между родителями и детьми нет так необходимого эмоционального контакта, никто не назовет это травмой – но по сути, на ребенка это оказывает действие, аналогичное травме. Или послеродовая депрессия матери, которую в общем-то травмой не назовешь, может привести к отсутствию так необходимого ребенку в этот момент внимания, и соответственно повлиять на его эмоциональное и интеллектуальное развитие.
– Но родитель в принципе не может находиться в состоянии близкого эмоционального контакта с ребенком 100% времени…
– Родитель не должен быть идеальным. В современном обществе существует не только проблема того, любят ли родители своих детей, но и того, что часто родители эмоционально изолированы и находятся в состоянии стресса, или волнуются из-за финансового положения семьи и, как результат, уделяют меньше времени детям. Так или иначе, эмоциональная недостаточность в раннем возрасте – универсальный паттерн для возникновения зависимости. В основе всех зависимостей лежит облегчение страданий, самоутешение (self-soothing). А дети утешают себя, когда этого больше некому сделать.
– Вы практикуете снижение вреда по отношению к зависимостям, в частности, обеспечение зависимых чистыми иглами и безопасным помещением для употребления наркотиков. В Америке такой подход на протяжении длительного времени рассматривался как потакающий и считался неправильнымим, потому что в такой ситуации от зависимых не требуется быть «чистыми», чтобы получить помощь.
– Вопрос на самом деле ставится так: что лучше для наркозависимых – наркотик, разведенный в воде из лужи или разведенный в стерильной воде? Чистые иглы или распространение ВИЧ и гепатита? Вот что лежит в основе концепции снижения вреда. Это не попытка вылечить от зависимости, это – буквально – уменьшение вреда для человеческого организма, наносимого употреблением наркотиков. В медицине такой подход применяется постоянно. Люди не могут избавиться от привычки к курению, но мы все равно снабжаем их ингаляторами, чтобы им легче дышалось – почему мы должны иначе относиться к потребителям инъекционных наркотиков? Не то, чтобы мы побуждали их к чему-то, чего они не делали раньше.
– Критики снижения вреда утверждают, что эта практика не дает наркозависимым дойти до низшей точки падения, «удариться о дно» и отказаться от употребления, осознав всю тяжесть ситуации.
– Я двенадцать лет проработал в регионе с самой сильной наркозависимостью на американском континенте – Даунтаун Истсайд в Ванкувере. Люди там живут на улицах с ВИЧ, гепатитом и гноящимися ранами – как они могут упасть еще ниже? Если падение на дно помогало бы людям, в Даунтаун Истсайд уже не было бы ни одного зависимого. Определение «дна» очень относительно, так что вся эта концепция лишена смысла. Например, для меня как для доктора, низшей точкой падения была бы потеря лицензии на професссию. Но что было бы «дном» для живущей на улице женщины, которая всю свою жизнь подвергалась насилию? Это бессмысленная и ложная идея. Никто не нуждается в негативных потрясениях, чтобы изменить свою жизнь к лучшему. Только хорошие события могут побудить кого-то это сделать. За двенадцать лет работы в Даунтаун Истсайд я ни разу не встретил зависимую женщину, которая не перенесла бы сексуального насилия в детстве.
Отношения зависимых к власти и любым вышестоящим людям или институтам основано на страхе и подозрительности. Как можно помочь кому-то с помощью еще большего наказания? Им нужно как раз обратное. А так выходит, что мы пытаемся наказать их за попытку самоуспокоения, за самый доступный им способ обрести спокойствие в чудовищно некомфортном для них мире. Это же просто абсурд. Снижение вреда не ставит своей целью вылечить от зависимости. Это просто первый шаг постепенному возвращению в нормальную жизнь. Но начинать действовать нужно именно на том уровне, на котором находятся зависимые.
– По моему опыту посещения программ снижения вреда, шприцы и медикаменты были не главным для зависимых в таких центрах. Гораздо более важным был подход «я верю, что ты стоишь спасения, хотя и продолжаешь употреблять наркотики.» Это задевает людей за живое и открывает двери.
– Это ключевой подход. Чистые иглы и стерильная вода это хорошо, но самым важным в снижении вреда является человеческое отношение к тем, кто был отвержен всю свою жизнь. Мы как бы говорим им «Мы не собираемся осуждать тебя за твои потребности в текущий момент». Снижение вреда включает в себя гораздо больше, чем просто набор определенных практик – это способ отношения к людям. Мы не заставляем тебя отказаться от употребления, мы просто пытаемся помочь тебе стать здоровее. По крайней мере, тебе не придется страдать от инфекции костного мозга, потому что ты используешь шприц с чистой иглой: это все же чего-то да стоит, правда? Мы просто стараемся уменьшить их страдания. Не факт, что зависимые станут меньше употреблять, но это не проблема снижения вреда, а проблема всей системы.
Война против наркозависимости сильно органичивает наши возможности. Когда на людей нападают, когда они в состоянии стресса, нет никакой надежды, что их удастся реабилитировать. Так что такая критика снижения вреда неправомерна, поскольку это проблема медико-законодательного подхода, который преобладает сейчас по отношению к зависимости.
– Люди описывают наркозависимых, как людей, ведущих себя компульсивно в ожидании негативных последствий. Но ведь то же самое можно сказать и о нашей политике в отношении наркотиков.
– Да, наркополитика сама по себе является практически той же зависимостью. Это ряд действий с негативными последствиями, от которых общество никак не может отказаться. И это дает обществу некоторое эмоциональное облегчение, потому что люди ощущают враждебность в отношении зависимых. И когда кого-то из них садят за решетку, это безусловно дает чувство облегчения и удовлетворения, но на практике, к сожалению, никак не избавляет от зависимости. Такая ситуация – следствие отрицания связи между травмой и завимостью, и это лишь одно из многих последствий. Стресс в раннем детстве и его влияние на мозг и иммунную систему ребенка, травма – основа не только ментальных заболеваний, зависимостей, но часто и рака, и множества других болезней. Общество не уделяет внимания взаимосвязи этих явлений. Мы видим только последжствия, и виним зависимых за эти последствия, но отказываемся смотреть на причину.
– Почему?
– Потому что мы живем в обществе, которое всеми способами пропагандирует зависимость. Зависимость, по сути, это когда мы чем-то извне пытаемся заполнить внутреннюю пустоту и облегчить боль. Вся современная экономика основана на поиске облегчения вовне. А зависимый человек символизирует всю нашу ненависть к самим себе. Выражение «козел отпущения» очень характерно в этом смысле. В Библии этот термин означает козла, на которого общество проецировало все свои грехи и потом прогоняло его в пустыню. Это ровно то, что мы делаем с зависимыми. Зависимые воплощают собой все отчаяние в попытках заглушить внутреннюю пустоту чем-то внешним, которое характеризует нашу культуру. Нам крайне неприятно это видеть, так что мы делаем зависимых козлами отпущения и думаем, что тем самым избавляемся от собственных грехов.
– Так что мы можем сделать?
– Я считаю, что профилактика зависимости должна начинаться еще с обследования беременных женщин, с их самого первого визита в поликлинику. Стресс во время беременности – в отличие от точки зрения генетиков – сильно влияет на развитие плода. Во-вторых, в США вам необходим отпуск по уходу за ребенком как минимум в год длиной (стандартный неоплачиваемый отпуск по уходу за ребенком в США – 12 недель – прим. перев). Другими словами, я считаю, что ребенку важна забота и эмоциональная поддержка – а для этого важно поддерживать родителей.
Что касается зависимостей, самое важное и первоочередное, что мы можем сделать – признать, что зависимые перенесли травму, и что им нужно сострадание, а не наказания и больше травм.
– Есть ли что-то, что удивляет вас в работе с тяжело зависимыми людьми?
– Самое поразительное – как люди выживают, несмотря ни на что. Даже несмотря на попытки нажиться друг на друге, продавая наркотики, в этом сообществе все равно присутствует огромная доля заботы друг о друге. Те же люди, которые друг друга обманывают, часто идут на большие жертвы, чтобы друг другу помочь. Несмотря на весь стресс и страдания такой жизни, люди тесно связаны друг с другом. Это самое поразительное, что я видел. Когда кто-то болеет, все остальные его поддерживают. Люди делятся едой друг с другом, а как-то я помню один из зависимых ходил на работу с коммерческими секс-работницами, просто по своей воле, чтобы защитить, если кто-то попытается их обидеть. Люди там принимают друг друга такими, как есть, и очень нуждаются в общине. Особенно те из них, которым не хватает эмоциональной поддержки – для них община значит все.
Автор: Майа Славиц
.gif)
