Историки часто пишут о невероятной харизме Гитлера, речи которого приводили толпу в состояние экзальтации. Аналогичным даром обладал итальянский диктатор Муссолини. Но оба эти деятеля были просто подражателями великого итальянского поэта Габриеле д’Аннунцио (1863 – 1938). В Италии его чтят как Пророка и Поэта с большой буквы, равного Данте. Именно он был создателем фашизма – не как политического течения, а как арт-проекта.
Сын виноторговца из Абруцци, д’Аннунцио стал известным писателем и поэтом в 1890-х годах. Литературный стиль таких его романов как «Наслаждение», «Триумф смерти» и «Девы скал» отличался архаизмами и витиеватостью, однако их автор был одержим всем самым современным: самолетами, автомобилями и механизированной войной.
Он презирал представительную демократию, считая ее буржуазной, пошлой и лишенной романтизма, но избрался в итальянский парламент – только для того, чтобы произносить в его стенах речи о том, насколько сам он гениален, и насколько демократия отвратительна, поскольку широкие массы тупы.
В автобиографической новелле, опубликованной в 1889 году, д’Аннунцио писал: «Ты должен творить свою жизнь так же, как творцы создают предметы искусства. Жизнь интеллектуала должна быть произведением искусства, предметом которого является он сам. В этом и заключается истинное превосходство. Любой ценой тебе следует сохранять свободу, даже ценой опьянения. Закон интеллектуала таков: владей, не будь обладаемым».
Д’Аннунцио жил в полном соответствии с такими декларациями. Поэт тратил огромные суммы на коллекционирование восточных безделушек. Рассказывали, что каждый день он выливает на себя пинту одеколона, который лично изготавливает из малоизвестных эссенций, что чашей для вина ему служит череп девственницы, что он носит ботинки из человеческой кожи, а полный список всех его любовниц занимает отдельную комнату его замка. Пожалуй, в этом перечне правдив только последний пункт – каталог размером с библиотеку сохранился до наших дней.
Однако в нем фигурируют лишь знаменитые красавицы того времени, тогда как в Лету канули имена всех его бесчисленных случайных увлечений – проституток, служанок, поклонниц, лесбиянок и юношей. Феноменальный успех, которым пользовался поэт, тем более удивителен, что д’Аннунцио не был писаным красавцем.
Знаменитая парижская куртизанка, надеясь встретить в его лице нового итальянского Казанову, была шокирована, когда ее взору предстал «ужасный гном с красными глазами, без ресниц, без волос, с зеленоватыми зубами, неприятным запахом изо рта и манерами шута».
Действительно, наш герой был невысокого роста и облысел в 22 года – как он сам туманно объяснял, то было следствием дуэли. Однако шарм, талант и слава делали его идолом женщин всех национальностей и возрастов – от юных девушек до зрелых матрон.
Эротоманию поэта питал кокаин, который он употреблял до последнего дня жизни. По выражению д’Аннунцио, кокаин был его «любимым холодным блюдом», которым он неизменно сопровождал «горячее блюдо» – секс. Сексуальные оргии и наркотики никогда не существовали для него по отдельности. Своим бесчисленным любовницам поэт ставил условие: употреблять кокаин вместе с ним. Иногда они были вынуждены делать это против своей воли. Юная Анжель, которую поэт соблазнил и бросил, гневно писала ему: «Единственным моим грехом был кокаин, но ты заставлял меня его нюхать». Наряду с кокаином д’Аннунцио принимал опиум, пейот, гашиш и кубики сахара, пропитанные эфиром.
В конце XIX столетия он был самым популярным итальянским и европейским писателем, автором многочисленных романов, стихов и пьес. Д’Аннунцио вел роскошную жизнь эстета и плейбоя в Риме, Неаполе, Флоренции и Париже. Но к началу 1910-х годов поэт, вероятно, чувствовал, что его лучшие дни миновали.
Возможность нового расцвета для себя и для Италии д’Аннунцио увидел в Первой мировой войне. Когда она разразилась, он обрел новое призвание в качестве оратора-националиста, который буквально гипнотизировал толпу своими речами.
В своих стихах и выступлениях поэт изображал новорожденное Итальянское королевство (страна объединилась незадолго до описываемых событий) долгожданным наследником великой Римской империи. Он говорил о том, что цивилизация стала женственной и мягкой, но в «новом Риме» мужчины снова могут быть свирепыми воинами. Д’Аннунцио выступал с политическими речами на фоне древних руин, настаивая на вступлении Италии в Первую мировую войну и пророча, что кровь и огонь позволят «смести весь мусор» и создать новый миропорядок. Поклонники записывали его речи и делились ими в своем кругу.
От слов поэт быстро перешел к делу. Хотя он никогда даже не служил в армии, в возрасте 52 лет Д’Аннунцио стал военным авиатором и вошел в мировую историю как инициатор первого бомбардировочного полета: долетел до Вены и сбросил на вражескую столицу 50 тысяч листовок с предупреждением о том, что в следующий раз на их месте могут оказаться бомбы. Впрочем, поэт не удосужился перевести воззвание на немецкий язык.
Во время одного боевого вылета он потерял глаз. Благодаря участию в смелых военных миссиях в воздухе и на море Д’Аннунцио дослужился до звания подполковника и стал живым талисманом для итальянских националистов. Молодежь видела в нем доказательство того, что «старая великая Италия» жива.
Окончание войны поэт встретил с нескрываемым разочарованием. Он рассматривал разные сценарии: пойти походом на Рим, свергнуть правительство и установить в стране новый порядок, или совершить беспрецедентный перелет из Венеции в Токио. Он был готов на все что угодно, кроме возвращения к спокойной жизни писателя.
Звездный час для д’Аннунцио пробил благодаря сочетанию нескольких факторов. Один из них – ардити. Италия вступила в войну через год после начала военных действий, получив от Франции и Англии гарантии территориальных компенсаций. Последующие три года боевых действий вызвали в этом преимущественно традиционалистском аграрном обществе глубокие потрясения. Массовая мобилизация и замена труда молодых мужчин женским трудом разрушили не только основы экономики, но саму структуру довоенного общества.
Война была долгой, и многие молодые люди не знали ничего, кроме фронта, где их собратья гибли сотнями тысяч. Для выживших достоинство нации стало их личным достоинством. Наиболее остро это достоинство ощущали члены штурмовых отрядов, прозванные «отважными» (ардити) или «аллигаторами» из-за того, что они первые достигали вражеских траншей. Им была важна мобильность, поэтому из оружия ардити имели только гранаты и кинжалы, зажатые в зубах. Ардити обожали алкоголь и кокаин, а гомосексуальность в их среде была обычным явлением.
Эти молодые люди вернулись с войны ранеными, контуженными, многие стали наркоманами. Отправляя их на фронт, власти обещали им долю победных трофеев, но дома выяснилось, что они никому не нужны. Однако «отважные» уже познали воинскую славу и не готовы были тянуть лямку бесправных заводских рабочих. Именно ардити составили ядро последователей поэта.
Второй фактор успеха д’Аннунцио – Фиуме. В конце Первой мировой войны разгорелся международный спор о судьбе Истрии – полуострова в Адриатическом море. На протяжении столетий им владела Венецианская республика, а в 1797 году он вошел в состав Австро-Венгерской империи. Крупнейшим городом на полуострове был Фиуме. Название города происходит от реки Фьюмары, разделяющей город на две части. В итальянском «фиуме» – «река». Славянское название города, Риека («река») – точная калька с итальянского. В течение XIX века Фиуме-Риека был одним из главных портов северной Адриатики и самым престижным курортом для венгерской элиты.
Фиуме являлся типичным порождением многонациональной империи Габсбургов – в центре города проживала большая итальянская община, в пригородах обитало хорватоязычное население, а для многих жителей родными языками были немецкий и венгерский. Однако итальянцы были самой влиятельной группой. Они держали в руках бразды экономической власти и упорно добивались возвращения города в страну, которую считали своей родиной.
Итальянские жители Фиуме полагали, что победа союзников и распад Австро-Венгерской империи дают им право осуществить мечту: на переговорах, предшествовавших вступлению Италии в войну, Великобритания и Франция обещали передать Истрию итальянской стороне. Однако вместо этого в ходе Версальской конференции 1919 года международное сообщество санкционировало создание нового государства – Королевства сербов, хорватов и словенцев, которое впоследствии стало Югославией, – и передало Истрию ему.
Итальянцы в Фиуме были разочарованы. Они объясняли такой поворот событий ??некомпетентностью итальянских переговорщиков. Самые решительные говорили, что ситуацию следует немедленно исправить с ??применением силы. Для тысяч ардити, которые слонялись по Италии без дела и без места в буржуазном обществе, а также для таких людей, как Габриэле Д’Аннунцио, Бенито Муссолини и Филиппо Томмазо Маринетти (итальянский писатель и поэт, один из будущих идеологов фашизма) лишиться плода их победы было самым невыносимым из унижений. Между фиумскими итальянцами и новыми политическими лидерами послевоенной Италии начались переговоры о возможных совместных действиях.
Именно в это время на сцену вышел д’Аннунцио. Итальянская элита Фиуме решила, что обрела в его лице своего вождя. Благодаря связям, которые поэт во время войны установил с ардити, и умению пробуждать в народных массах энтузиазм, Д’Аннунцио собрал отряд численностью в 2600 человек и в сентябре 1919 года выступил из Триесте в направлении Фиуме.
Итальянские власти были не в восторге от действий поэта, грозивших невыполнением международного договора. Регулярная армия получила приказ остановить мятежников, но никто из генералов не осмелился выступить против национального героя. Многие военные перешли на сторону д’Аннунцио.
12 сентября 1919 года отряд вошел в Фиуме под восторженные клики жителей. Обращаясь к толпе с балкона губернаторского особняка, д’Аннунцио провозгласил: «Ecce homo» – «Се человек» – повторив слова Понтия Пилата, признавшего Иисуса Мессией. Под Мессией Д’Аннунцио подразумевал себя.
Поэт заявил о присоединении города к Италии и назвал Фиуме «городом Холокоста», местом, где рухнет старый мир и возникнет новый образ жизни. Впоследствии он объявил 12 сентября Днем Святого Входа, по аналогии с триумфальным въездом венецианских представителей в османский Задар в 1409 году, и отмечал эту дату до конца жизни.
Итальянское правительство поспешило заявить, что не одобряет эту авантюру, но не рискнуло применить силу, опасаясь жертв и возмущения общественности. Союзники Италии тоже не решались прибегать к военным средствам, допуская, что якобы несанкционированный захват Фиуме был хитрым планом Рима. Все стороны пребывали в растерянности, не понимая, что делать. Советский поэт Маяковский отреагировал на события ироничными строками: «Фазан красив, ума ни унции. Фиуме спьяну взял д’Аннунцио».
Итальянские власти ограничились тем, что блокировали город и заклеймили присоединившихся к поэту военных дезертирами. Однако «дезертиров» становилось все больше: военные тысячами стекались в Фиуме. На сторону вождя переходили морские экипажи со своими кораблями и авиаторы с самолетами. Одна воинская часть, расквартированная в Альпах, совершила марш в 250 км, чтобы достичь Фиуме.
Средний возраст этих военных составлял 22 года. Для итальянской молодежи события в Фиуме стали патриотической революцией. Итальянское юношество, не успевшее поучаствовать в Первой мировой войне, пользовалось возможностью проявить героизм спешило на помощь.
После четырех месяцев неопределенности в декабре 1919 года итальянское правительство сообщило Национальному совету, органу итальянской общины в Фиуме, что будет добиваться неприсоединения города к Королевству сербов, хорватов и словенцев. Рим пообещал, что его либо включат в состав Италии, либо договорятся об автономном статусе.
С этим готовы были согласиться местные итальянцы, но не д’Аннунцио и радикальная молодежь. В итоге, отвергнув любые предложения договориться, поэт заявил, что решать судьбу Фиуме будет единолично. 8 сентября 1920, в годовщину занятия его отрядом Фиуме, д’Аннунцио провозгласил город новым государством – Итальянским регенством Карнаро, с самим собой в качестве регента и с титулом Команданте. Название государства от залива Карнаро (по-хорватски Кварнер), на котором стоит Фиуме. Сам д’Аннунцио часто называл Фиуме «Республикой Красоты» и «Городом Жизни».
Так возникло сюрреалистичное государство, которое под властью такого правителя, как д’Аннунцио, не могло стать ничем иным, кроме как либертарианской коммуной, главными ценностями которой служили искусство, сексуальная свобода и бесплатные наркотики.
Создателем Хартии Карнаро, конституции Фиуме, был прото-фашист Альцесте де Амбрис, а Д’Аннунцио отредактировал текст и дополнил собственными стихами.
Конституция представляла собой причудливую смесь фашистских и коммунистических идей. Она начиналась латинской фразой Quis Contra Nos? («Кто против нас?») – цитатой из Евангелия: «Если Бог за нас, то кто против нас?». Эта же фраза украшала собой государственный стяг – полотнище с созвездием Большой Медведицы, окольцованном Уроборосом, символом вечности.
Конституция предусматривала корпоративистское устройство общества. Его члены, в зависимости от рода занятий, приписывались к определенной корпорации. В основе такого устройства лежала модель средневековых гильдий и городов-государств (коммун). Корпораций было десять – студентов, ремесленников, торговцев, интеллектуалов и т. д.
Однако члены последней десятой корпорации не занимались никакой конкретной деятельностью, не включались в какие-либо реестры и не имели обозначений. Конституция поясняла: «Десятая корпорация – измерение таинственных сил прогресса и духа приключений. Это своего рода подношение гению неведомого, человеку будущего, желанной идеализации ежедневной работы, освобождению духа человека от оков тяжелых вздохов и кровавого пота сегодняшнего дня».
Одновременно с отсылками к средневековью конституция включала передовые для той эпохи положения. В частности, она предусматривала всеобщее равенство (статья 4), свободу религии и поклонения, печати, слова, собраний и ассоциаций (статья 7), гарантировала гражданам минимальный оклад и пенсию, а также предусматривала компенсации безработным и нетрудоспособным (статья 8).
Основной акцент делался на просвещении – культура определялась как «самое могущественное и многообещающее орудие» (статья 6). Основной функцией правительства называлось распространение культуры и финансирование культурных мероприятий (статья 7).
Таким образом, общество, по конституции Фиуме, мыслилось как объединение людей, в основе организации которых лежат не партийные программы или идеологии, а корпорации и коммуны, объединенные искусством и в первую очередь – музыкой. Статья 64 гласила: «В итальянской провинции Карнаро музыка – это социальный и религиозный институт». Статья 65 предписывала: «В каждой коммуне должно быть хоровое общество и оркестр, субсидируемые государством. В городе Фиуме Коллегии Эдилов будет поручено построить большой концертный зал, вмещающий не менее десяти тысяч зрителей, с ярусами и достаточным пространством для хора и оркестра. Большие оркестровые и хоровые празднества будут совершенно бесплатными – говоря языком Церкви, даром Божьим».
Республика Красоты зажила в полном соответствии с этими принципами. Каждое утро д’Аннунцио читал с балкона стихи и произносил речи; каждый вечер проводили концерт, после чего радовали публику фейерверком. В этом и заключалась вся деятельность правительства.
Сам правитель проводил время во дворце в обществе многочисленных любовниц и проституток, и постоянно нюхал кокаин. Говорят, что он предавался самому фантастическому акробатическому сексу – например, сразу с тремя женщинами. Житель Фиуме, который был другом поэта, а впоследствии с ним поссорился, оставил такое описание, скорее всего, преувеличенное:
«Там был подвал, устланный мехом белого медведя. В клубах ладана совершались неописуемые оргии, кокаин сыпался как снег, и участники пили из человеческих черепов горячую кровь».
«Царила безнравственность, как естественная, так и противоестественная», – так описывал новый социальный климат житель Фиуме Дж. Н. Макдональд. «Скромность заставляет меня скрывать большую часть разврата, сопровождавшего режим поэта».
Местных девушек вербовали в «лиги свободной любви», в Фиуме массово ехали проститутки со всей Европы. Даже местное духовенство участвовало в этом празднике неповиновения моральным авторитетам – фиумский монастырь капуцинов обратился в Ватикан с просьбой провести реформу и отменить обязательный целибат для монахов.
Современники описывали этот удивительный режим как вечную фиесту, арт-перформанс в лучших традициях итальянского авангардизма. Многие творческие люди того времени считали Республику Красоты смелым и провокационным экспериментом, который должен продолжаться до бесконечности.
То был праздник жизни, который подпитывали наркотики. Особенной популярностью они пользовались в среде ардити, которые пристрастились к кокаину и морфину ещё на фронте. Большую часть времени ардити проводили в пьянстве, употреблении наркотиков и гомосексуальных оргиях, как «во времена Перикла», по выражению д’Аннунцио. По его указанию всем желающим кокаин раздавали бесплатно – граждане носили его в золотых ящичках, подвешенных на шее.
По словам бельгийского поэта-анархиста Леона Кохницкого, одного из ближайших помощников Д’Аннунцио, жизнь в Фиуме была «Балом объятых пламенем» – имеется ввиду средневековой бал-маскарад при дворе французского короля, в ходе которого возник пожар, и некоторые участники погибли. Кохницкий писал: «На грани гибели в огне или под градом гранат Фиуме, размахивая факелом, танцевал на берегу моря». Д’Аннунцио окружала атмосфера религиозного обожания: по свидетельствам современников, многие местные жители жгли перед его портретом свечи и считали святым, обладающим даром исцеления.
Как вспоминал Джованни Комиссо, ветеран войны и писатель, который также был бисексуалом, Фиуме стал центром притяжения для интеллектуалов, странных личностей и искателей «эротических возможностей». В город-государство стекались художники, представители богемы, авантюристы, люди без гражданства, гомосексуалы, реформаторы всех мастей, буддисты, теософы и ведантисты.
Государственные деятели были под стать правителю. Министерство иностранных дел возглавил вышеупомянутый бельгийский поэт-анархист Леон Кохницкий. Одним из дипломатов стал японский италофил Харукичи Симои, обучавший местных военных карате. Министром культуры назначили знаменитого дирижера Артуро Тосканини, который регулярно проводил на городской площади симфонические концерты. Пост министра финансов занял профессиональный вор, трижды судимый за кражи.
Самым колоритным сподвижником д’Аннунцио был Гвидо Келлер – военный летчик, нудист, натурист, вегетарианец и большой шутник. Он почти никогда не носил одежду, а домом ему служило гнездо на дереве, где он спал в обществе своего питомца – ручного орла.
Келлер основал ассоциацию «Йога» – абсурдистское авангардистское движение, которое распространяло всевозможные утопические идеи. Символами «Йоги» были свастика, древний символ возрождения, и пятилепестковая роза.
Ассоциация проводила публичные дискуссии на такие темы, как отмена денег и свободная любовь, и публиковала журнал, обложку которого украшала свастика и фото обнаженного Келлера. Термин «йога» происходит от санскритского корня «юдж», что означает «объединять» («союз»). Ассоциация стремилась объединить архаику и будущее, чтобы избежать «мелкой и декадентской» современности.
Келлер мечтал создать общество под властью воинской аристократии, посвященное красоте и исповедующее новые моральные ценности. Он ориентировался на кастовую систему индусов, но хотел разделить людей не в соответствии с их генетическим происхождением, а скорее в соответствии с их духовным потенциалом.
В ассоциации «Йога» были отделения Красного Лотоса, Коричневого Лотоса и т. д. «Красные лотосы» специализировались на достижении экстремальных переживаний – в основном, с помощью секса. «Коричневые лотосы» жили на деревьях и искали единения с природой, и т. п. Движение проповедовало свободную любовь и заявляло, что проститутки и воры для него предпочтительнее унылых буржуа.
Фиумская армия состояла из легионеров в черных рубашках и марокканских фесках с черепами и скрещенными костями (впоследствии эту символику взяли на вооружение формирования СС). Знамена легионеров украшал римский орел с распростертыми крыльями. Но Келлер привлек в личную охрану Команданте не их, а всякий сброд, который не принимали даже в армию Фиуме. Из-за отсутствия у них документов эти люди жили в помещениях портовых доков.
Члены отряда Келлера, получившего название La Disperata («Отчаянные»), маршировали по улицам Фиуме в одних шортах, распевая патриотические гимны, а в перерывах курили гашиш и предавались оргиям. По ночам, разделившись на два лагеря, они устраивали в окрестностях города тренировочные бои, в ходе которых применяли стрелковое оружие и гранаты. Их девиз звучал как «me ne frego» («меня не запугать» или «мне наплевать»).
По инициативе Кохницкого в Фиуме была создана Лиги за свободу угнетенных народов – организация, альтернативная тогдашней Лиге Наций.
Она была призвана «сплотить силы всех угнетенных народов, наций и рас», чтобы «бороться и восторжествовать над угнетателями и империалистами». Эмиссары Фиуме установили контакты с представителями разных угнетенных народов и национальностей, в том числе с турками, египтянами, черногорцами и ирландцами. Д’Аннунцио был готов оказать помощь Ирландской республиканской армии (ИРА) в ее войне с британцами.
Хорошие отношения у него сложились и с большевиками. Он начались с того, что корабль, перевозивший оружие и боеприпасы для армии Колчака, захватили члены итальянского профсоюза морских рабочих и доставили в порт Фиуме. Ленин в частном разговоре назвал д’Аннунцио «единственным настоящим революционером в Италии», а Лев Троцкий отмечал, что «д’Аннунцио ненавидит буржуазную демократию». В Фиуме для переговоров о возможном сотрудничестве прибыл представитель Советов – некий инженер Водовозов, связанный с ЧК.
Недостатка в Фиуме не было только в кокаине, но с продуктами и товарами повседневного назначения вскоре возникли проблемы по причине блокады со стороны Италии. Тогда д’Аннунцио назначил Келлера главой Министерства по организации актов пиратства.
В городском порту со времен оккупации Фиуме союзниками оставались пришвартованные там военные корабли. Фиумские моряки начали выходить в море и захватывать торговые суда вдоль Адриатического побережья, между Мессиной и Триестом. Суда они грабили, а членов команд благородно отпускали живыми. Однажды корсары д’Аннунцио захватили итальянский корабль, перевозивший автомобили, часы и шелк, и вернули владельцам за огромный выкуп.
Акты воздушного пиратства осуществляли Келлер и другие летчики. Во время одного вылета самолет Келлера неудачно приземлился в поле и вышел из строя. Пока пилот ремонтировал самолет, он увидел, что на поле пасется осел. Приведя самолет в порядок, Келлер привязал осла к фюзеляжу и доставил в Фиуме в подарок д’Аннунцио. По другой версии, то был не осел, а свинья, и при посадке Келлер использовал ее в качестве шасси.
На суше отряды фиумских солдат осуществляли рейды по итальянским гарнизонам и отнимали у них лошадей, оружие и продукты питания. Однако еды и лекарств для детей не хватало, и д’Аннунцио распорядился отправить множество младенцев в Италию и отдать на усыновление. Контраст между эйфорией молодежи и нарастающим отчаянием местной буржуазии усиливался. Магазины закрывались, рабочие бастовали, распространялись венерические заболевания, город наводнили преступники всех мастей.
В ноябре 1920 года был заключен Раппальский договор между Италией и Королевством сербов, хорватов и словенцев. Стороны признали Фиуме и прилегающие территории независимым государством. Рим потребовал от д’Аннунцио немедленно сдать Фиуме, на что тот ответил отказом и объявил Италии войну.
Поэт рассчитывал, что Италия по-прежнему будет ограничиваться угрозами, но в декабре 1920 года итальянский крейсер открыл огонь по дворцу Команданте, который чудом избежал гибели. Итальянское правительство и Лига Наций пригрозили совместно пойти на штурм города.
Силы были неравны. Д’Аннунцио не хотел жертв среди своих военных и гражданского населения и предпочел добровольно оставить Фиуме. Но с этим решением не согласился отчаянный Гвидо Келлер – его бригада оказала сопротивление правительственным войскам и потеряла 203 человека убитыми.
В марте 1922 года итальянские фашисты захватили Фиуме, и город под их властью не имел ничего общего с Республикой Красоты д’Аннунцио. Сам поэт получил от Муссолини, который побаивался его как главного конкурента на роль отца итальянской нации, большую пенсию и роскошное имение-дворец, где провел остаток своих дней, занимаясь творчеством. Итальянский король удостоил его княжеским титулом, а в 1937 году д’Аннунцио возглавил Королевскую Академию наук.
Хотя поэт испытывал симпатии к раннему итальянскому фашизму, он презирал немецких национал-социалистов. Говорят, что истинной причиной смерти д’Аннунцио 1 марта 1938 года стал не апоплексический удар, а смешанный с ядом кокаин, который дала ему молодая любовница, подосланная Гитлером. Сразу же после того, как семидесятипятилетний поэт скончался на любовном ложе, она скрылась в Германии.
подготовка Максим Катрич